И Москва. Ведь нас ни в чем не упрекнут... Скала, почти отвесно уходящая в воду. Самое опасное место...»
Николай подумал, что Олег сейчас возьмет рюкзак, и остановился, но Олег посмотрел на него и ничего не сказал. Николай шагнул в воду и стал осторожно пробираться боком, цепляясь за расщелины. А когда почувствовал, что нога начинает скользить, быстро развернулся и стал падать лицом вниз, выставив вперед руки... Слава богу, проклятая суповка цела, и можно идти дальше.
Скорость – девятьсот метров в час. Четыре километра за четыре с половиной часа. Тучи уже давно закрыли все небо, но дождя все нет и нет. Значит, польет надолго. И когда дождь начался, они не стали прятаться под деревья, а пошли дальше.
Плащи намокли, отяжелели, тянут вниз, и кругом вода – вверху, внизу и со всех сторон. И кажется, что сама земля превратилась в воду...
Когда они вернулись в лагерь, там еще никого не было. Они развели под деревьями костер, обсушились; уже давно стемнело, перестал дождь, а трое все еще ходили по тайге и искали тайник.
Первым вернулся Харлампий, брякнул оземь ружьем, стащил сапоги, намокшую одежду, тоскливо и злобно выматерился в темноту; следом за ним – Валентин. Через полчаса пришел и Андрей.
Они молча поужинали холодной тушенкой – никому не хотелось возиться с варевом. Пять человек сидели вокруг костра, молчали и не смотрели друг на друга.
Валентин выплеснул в огонь остатки жидкого кофе, взглянул на Николая и повернулся к Андрею.
– Ну что, будем говорить, Шелест?
– Будем говорить, доктор, – согласился Андрей, не глядя на него. – Ты начнешь или я?
– Да ведь я знаю, что ты скажешь.
– Вот и отлично. И что ты скажешь, я тоже знаю. Может, будем считать, что поговорили?
– Ну нет, так не пойдет... Что дальше надумал делать?
– Идти.
– Куда?
– А все туда же. На Сосьву.
– А жрать что будем?
– То же, что и раньше. Рыбу ловить будем, птиц бить, грибы собирать, да еще и осталось кое-что у нас.
– А надолго ты нам эту райскую жизнь планируешь?
– А вот как кончим, так и все.
Они говорили спокойно, не глядя друг на друга, словно актеры на репетиции, скучно выдавливая из себя слова заученной роли.
Валентин решительно сказал:
– Ну вот что, Шелест. Поиграли в героев и – хватит. Надо на Илыч возвращаться. Так, Николай?
– Да.
– Харлампий?
– Конечно.
– Ну, а ты, Олег, нет?
– Нет, доктор...
Андрей неподвижным взглядом смотрел в огонь, словно не слышал ничего. Николай не мог понять его. Что заставляет Андрея идти вперед? Стоит только посмотреть, как он ходит. Так ходят босиком по острой гальке или раскаленному песку. Каждый день Николай перевязывал ему ноги, и каждый день ему казалось, что Андрей больше не встанет. Но каждое утро он вставал и шел. «Зачем ему это нужно?»
– Ты слышал, Андрей?
– Да.
– И что же?
– Пойдем на Сосьву.
Валентин, постукивая кулаком по колену, угрюмо посмотрел на него.
– Послушай, Шелест, давай взглянем на вещи трезво. Экспедиция провалилась, это же совершенно ясно, и провалилась не по нашей вине...
– Мы нашли границу краевого прогиба, – прервал его Андрей.
– Но ведь мы не геологи, – сказал Валентин. – Мы сделали все, что требовалось от нас. И никому в голову не придет обвинять нас в том, что мы вернулись.
– Но мы нашли границу краевого прогиба, – повторил Андрей.
– И что из этого? – почти крикнул Валентин. – Зачем мы попрем на рожон? И кому в конце концов это нужно?
– Мне нужно, – раздельно сказал Андрей. – Да и вам, думаю, тоже.
Наконец-то он поднял голову. Николай попытался разглядеть выражение его глаз, но это не удалось – пламя костра отсвечивало в стеклах очков.
– Послушайте меня, – сказал Андрей. – Мы прошли самую тяжелую часть пути. Если мы повернем назад, все полетит к черту. А для чего мы тогда делали все это? Почему мы должны вернуться с полпути? И почему в жизни каждого из нас должно остаться еще одно незаконченное дело? И дело необыкновенно важное и большое, вы же отлично знаете это. Может быть, самое большое и самое важное из всех дел, которые были у нас. Я плохо знаю вас, но уверен, что это так, потому что не настолько часто нам представляется возможность делать большие дела. Ведь ясно же, что если гипотеза шефа подтвердится...
– Вот именно, – прервал его Валентин. – Гипотеза шефа. И шеф получит благодарности, премии, а мы – все те же сто семьдесят целковых. Впрочем, ты получишь двести пятьдесят. Да если шеф прослезится в приступе благородства, еще сотню накинет.
Андрей отозвался не сразу.
– Очевидно, мы говорим на разных языках. Ты в этой экспедиции видишь возможность получить сто семьдесят целковых, а я – нечто большее. А потому прекратим дебаты. А на Сосьву все-таки пойдем – это ненамного труднее, чем вернуться назад, в Приуральский, – мы уже слишком далеко ушли. А так как я не могу заставить тебя работать больше, чем на сто семьдесят целковых, то можешь не ходить на измерения. Это будет по меньшей мере справедливо – ведь я получаю на целых восемьдесят рублей больше, чем ты.
– Решил глоткой взять? – усмехнулся Валентин.
– Нет, – сказал Андрей, – просто вношу ясность.
– Смотри не промахнись...
– Хватит, доктор, наговорились, – Андрей поднялся.
– Ну-ну, – протянул Валентин.
А когда укладывались спать, он сказал Николаю:
– И все-таки надо идти назад. Завтра мы заставим его сделать это. Я не собираюсь уродоваться здесь ради его прекрасных идеалов. Ты-то как?
– Посмотрим, – сказал Николай.
Ночью ушел Харлампий. Ушел тихо, воровато, вытащив из рюкзака Валентина банку тушенки и десятка полтора сухарей. Утром на его месте нашли записку – несколько неровных корявых строчек:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65