Совсем как вон те здоровые кастрированные коты у двери».Энни чуть не расхохоталась от этого сравнения, но повернувшись, она увидела, что Мартин растерянно и встревоженно смотрит на нее. Тогда она подошла к мужу и положила ладонь на его руку.– Я… сказала ему, что… решила остаться с тобой и детьми. Я не желаю бросать вас, потому что… ну, я вижу, что из всего этого получится («Господи! Как глупо звучат эти слова!») ПРОСТИ, пожалуйста.Мартин кивнул. Ему бы надо было испытать чувство полета, почувствовать облегчение от этой давящей тяжести, которая, казалось, опустилась на весь дом. Но он ничего не почувствовал. Он смотрел в лицо Энни, пытаясь прочитать на нем хоть что-то, что успокоило бы его, развеяло бы его тревогу, и знал, что не сможет успокоиться, как не мог это сделать за все предшествовавши недели.– Не имеет значения, кто из нас прав, – наконец проронил он. – А ты сможешь этим жить, Энни?– Да… – ответила она, потому что должна была что-то ответить. – Я смогу…И это было все, что она смогла сказать.Мартин и Энни так долго жили вместе и достаточно хорошо изучили друг друга, чтобы не ожидать чего-либо большего. Примирения яркого, триумфального, в свете праздничных огней, – такого примирения не будет. Вместо этого последуют мелкие, незаметные шаги, уступки, услуги, осторожно предлагаемые другому. Со временем ей ровные вежливые отношения вернуться и это будет все, что им нужно и на что они могут надеяться.Этой ночью Мартин вернулся и лег в кровати рядом с женой, конечно, пройдет немало времени, прежде чем он вновь обнимет ее. А пока Энни просто тихонько лежала на своей половине кровати, пытаясь почувствовать привычное тепло от присутствия рядом мужа. И еще всеми силами старалась заглушить в себе голос, звавший Стива.С нею случалось то, чего она больше всего и боялась, когда отвечала Мартину. Она «с этим» жить не могла. Энни осознанно и честно приняла решение оставить Стива и делала все возможное, чтобы выполнить свой план.Но дни складывались в недели и Энни почувствовала, что строит дом без окон, в нем уютно, красиво, на столе – еда, а в шкафу чистая одежда, но в ней нигде нет света. Она бралась за любое занятие, за любую работу, лишь бы отвлечься от своих невеселых мыслей. И несмотря на все старания наладить мир в доме, никак не удавалось вновь сблизиться с мужем, да и не было никакой уверенности, что Мартин позволит это. Они были вежливы и предупредительны друг с другом, но даже просто друзьями не могли больше оставаться. Холодно-нейтральные отношения – вот все, на что они могли теперь рассчитывать. Для Энни это было невероятно тяжело.Стива она потеряла… Энни каждый день слышала его интонации в голосе диктора радио, его лицо мелькало в толпе на улице и она спешила, чтобы догнать его, и вздрагивала от разочарования, когда незнакомец оборачивался и оказывалось, что у него нет совсем ничего общего со Стивом. Энни ловила себя на том, что думает о нем, когда несет развешивать белье, и когда идет вместе с Беном, чтобы забрать из школы Томаса. Ей мучительно хотелось знать, думает ли Стив о ней. Два или три раза, проклиная себя за малодушие, она капитулировала, поднимала трубку телефона и набирала его номер. В первый раз, когда Мартин уехал на пару дней по делам, Энни почти час сидела за столом на кухне, глядя на телефон и боясь подойти к нему. Дрожащими пальцами она набрала знакомый номер и услышала гудки. Их было всего два – слишком мало для того, чтобы Стив успел подойти и снять трубку, потом раздался щелчок, и Энни услышала его голос. С болезненным толчком радости она узнала его прежде, чем поняла, что это всего лишь автоответчик. Он повторил номер, назвал имя хозяина. Голос Стива звучал совсем рядом, и все же она не смогла бы докричаться до него, как бы сильно не желала этого.С сердцем, сжавшимся от чувства вины, Энни слушала обычные типовые фразы:– Сожалею, что не смогу ответить на ваш звонок. Если вы мне оставите ваш номер и назовете ваше имя…Раздался гудок. Энни повесила трубку, вернулась на свое место и бессильно уронив руки на колени уставилась в никуда.Прошла неделя, и она позвонила снова. И опять Стива не оказалось дома, и ответил магнитофон. Знакомые фразы вновь вызвали у нее чувство, будто он рядом.«Я схожу с ума, – подумала Энни. – Что за удовольствие слушать магнитофонную запись его голоса? Но это, действительно, доставило ей удовольствие, и она позвонила в третий раз, тайно, словно предавалась какому-то постыдному занятию.Прошел апрель, май, начался июнь. Появились бутоны первых ранних роз, потом они зацвели… Тибби еще была жива, но уже не могла их видеть.Мать снова решила лечь в хоспис, и Энни знала, что домой она больше не вернется. Но ради матери она все также регулярно ходила в старый родительский дом, чтобы стереть пыль с полированной мебели, наполнить вазы водой, завести каминные часы. Она знала, что отец вряд ли сделает все это. Он перебрался из дома в летнюю кухню, едва ли с облегчением и жил теперь там, засоряя обгорелыми спичками и пеплом своей трубки. Энни подрезала розы, ставила их в любимый серебряный кувшин матери и вообще следила за порядком в опустевшем доме. Заходя в помещение, она прислушивалась к гулкому стуку своих шагов по паркету, и вспоминала дом таким, каким он был много лет назад, во времена ее детства.То же самое Энни вспоминала и там, в развалинах. Как она в легком платьице и с лентами в волосах бежит к матери, падает и сильно разбивается. Тибби уносит дочку с залитого солнечным светом двора, в затемненную гостиную и ласково утешает ее.Стол по-прежнему стоит на том же самом месте, и солнечные зайчики скачут и дрожат на паркетном полу, как много лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121