Его объятья успокаивали ее саму. Это было нелегким испытанием для них обоих.
Этой ночью Дэви не спалось, и в голубом свете полной луны он бродил, подыскивая уединенное место, чтобы поиграть на лютне. Его чувства требовали выхода. Три дня назад процессия миновала Ривербенд, и впервые с окончания войны он встретился со своей матерью. Хэбби все еще содержала трактир «Веселая Речка», но оба они постарели.
В ее длинных черных волосах прибавилось седины, и она располнела. Только ее отношение к сыну не изменилось. Она встретила его холодно, а за этой бесстрастностью он ощутил благодаря волшебному Камню ее жгучую злобу — злобу на жизнь, на судьбу, на весь мир за то, что они, подарив ей Дэрина на краткий миг, отняли его опять. Дэви чувствовал только жалость к ней и обрадовался, когда процессия двинулась дальше.
Наконец он устроился на небольшом пригорке, поросшем травой, на берегу ручейка, сверкавшего среди лунных теней. Шум голосов и огни лагеря пропали в туманной дымке. Герцог коснулся талисмана через складки одежды на груди, взгляд его блуждал по звездному небу. За время путешествия он еще ни разу не брал уроков магии. «Книга Камней» была тщательно спрятана. Никто, абсолютно никто не мог ее обнаружить. Орим благоразумно молчал, ничем не обнаруживая своего присутствия в Камне. Дэви ненавидел ложь, но Камень Черного Короля теперь принадлежал ему, а он — Камню. Когда-нибудь, в еще неведомом будущем, он покажет себя достойным талисмана. Тогда Гэйлон узнает и все поймет.
Он взял в руки лютню и начал играть… но тут же вспомнил, что это была любимая мелодия Келли. Музыка растаяла в ночи. Дэви хотелось излить свою боль в словах печальной баллады. Он стал наигрывать другую мелодию, которой научил его Гэйлон, затем запел низким и мягким голосом. Потом он услышал, как к его голосу присоединился другой — нежный и мягкий, доносившийся из темноты между деревьями.
— Кто здесь? — тихо спросил он, прижав рукой струны.
— Простите, — ответила Сандаал, возникая в лунном свете. — Я не хотела потревожить вас.
Дэви вгляделся в ее стройный силуэт.
— Нет, хотели, — сказал он, поднимаясь.
— Нет, пожалуйста, — остановила она его. — Я уйду…
Девушка пошла было прочь, но потом вернулась:
— Но сперва примите мои извинения за тот вечер, когда мы пели вместе. Я нагрубила вам.
— Я тоже. Забудьте об этом.
— Мне бы хотелось, — продолжала Сандаал, — возобновить наши занятия музыкой.
Эта внезапная перемена в ее поведении встревожила Дэви, и он стал подозрительным:
— Это ваша идея? Или королевы?
— Моя, но думаю, что королева не стала бы возражать. А вы?
Она решительно уселась на траву рядом с ним, и он увидел мандолину в ее руках.
— Никто не вправе навязывать мне, кого мне любить и за кого выходить замуж. Даже королева. Но я обнаружила, что для меня это единственная причина не любить вас. И это плохая причина. — Сандаал лениво перебирала струны мандолины. — Я думаю, мы сами должны разобраться, нравимся мы друг другу или нет.
Герцог Госни, колеблясь, хранил молчание. До этого он никогда не встречался с Сандаал наедине, и, за исключением пения, они не обменялись и парой слов.
— Это не значит, что мы должны стать друзьями или вроде того, — тихо произнесла она. — Я только хотела сказать, что вы лучший музыкант из всех, кого я когда-либо встречала, и мне было бы очень приятно играть с вами опять.
— Король играет намного лучше меня, — сказал Дэви, сопротивляясь удовольствию, которое доставил ему комплимент.
— Я никогда не слышала его.
— У него мало свободного времени.
Мелодия Сандаал становилась громче, сильнее. Каким-то образом она уловила его печальное настроение. К звукам мандолины присоединился ее голос. На этот раз это была не песня о любви, а баллада на ксенарском языке о тяжелой жизни бедной женщины. Дэви никогда не слышал ее раньше, но подобрал аккорды и присоединился к девушке. Слова песни тронули его, напоминая о его матери, о Келли. Его грудь стеснилась, и глаза наполнились слезами. Когда песня закончилась, он в смущении отвернулся.
После долгого молчания Сандаал заговорила:
— Мне очень жаль, милорд. Мне так жаль Келли и ребенка.
Ошеломленный Дэви повернулся к ней:
— Ребенка?
— Я… мы… все женщины знали, — запинаясь, произнесла Сандаал. — Келли была беременна три месяца. Она так гордилась тем, что носит ребенка герцога.
Дэви закрыл лицо руками. Почему же она ему не сказала? Жизненные обстоятельства никогда не позволили бы им пожениться, но он признал бы ребенка и хорошо позаботился бы о них обоих. Мучительно заныло сердце, и его Камень вспыхнул на груди ледяным жаром. Он уронил лютню и вскочил.
Сандаал схватила его за руку и крепко сжала:
— Не убегайте от меня снова, Дэви! Не пытайтесь убежать от своей боли.
Останьтесь и расскажите мне все — все до мелочей, что вы помните о Келли.
Расскажите мне, какая она была.
— Я видел вас тем утром, — резко произнес он. — Я видел вас на балконе, откуда она упала. Что вы там делали?
— Наши комнаты находились рядом, — смущенно ответила девушка. — Я услышала шум и пошла посмотреть.
Герцог опустился на землю:
— Почему вы так хотите знать все о моей любовнице?
— Потому что вам нужно выговориться, милорд. Вам нужно поделиться своим горем. Так поделитесь им со мной.
Голубоватый лунный свет коснулся ее прекрасных глаз и губ, отбросил тень на щеки. Каковы бы ни были причины этого предложения, герцог почувствовал, что нечто заставляет его остаться. Он ни с кем не говорил о Келли со дня ее смерти. Теперь воспоминания прорвались наружу. Глядя на звезды, Дэви рассказывал, и странное спокойствие снизошло на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109