Мы тут на днях ящик с пацанами слимонили при разгрузке. Два дня у нас был нормальный путь.
– Вы с пацанами-то, так здесь и тусуетесь, – поинтересовался Чуня у Кефира, наливая тому ещё полстакана. – Другого места не нашли?
– Здесь, – махнул рукой, хмелеющий на глазах малец. – А где ж нам ещё тусоваться? Здесь хорошо. Вон там под танцплощадкой мы и сидим. Другие нормальные места все заняты, чего нам другого искать? Сейчас пацаны подгребут, и опять сядем. Они пошли в магазин, может «Момента» или ацетона какого тиснут, чтоб вечером покайфовать. Так-то только дураки сидят. Скучно без балдежа. Мы же не лохи, какие ни будь без кайфа сидеть.
Чуня еще налил полстакана, молча сунул его мальчишке в руку и как только Кефир стакан тот опустошил, задал очередной вопрос:
– А Пашку Балабола кто здесь грохнул?
Пацан вскочил с лавки и хотел сделать ноги, но то ли ноги у него после достаточно обильного возлияния были не очень резвы, то ли Чуня предвидел этот порыв, не знаю, только побег не удался. Схватил мой друг мальчишку за воротник и прижал к лавке да давай пытать.
– Говори сучара, – безжалостно орал он, – как с Балаболом дело было, а то шею поломаю.
– Не видел я ничего, – визжал Кефир. – Не видел! Пусти гнида! Не видел я ничего. Пусти подлюга, ничего я не видел!
– Говори, чего не видел, – не сдавался Чуня. – Говори сука, а то глаза выдавлю. Со мной не с ментами, со мной прятки не наиграешься. Будешь брыкаться, я тебя быстро на перо посажу. Мяукнуть не успеешь.
Мало помалу малец раскололся: действительно самого факта убийства ему видеть не довелось, но шум слышал, и посмотреть на шум тот пошел. Затаился в кустах сирени и понаблюдал. Только видно очень плохо было и лишь в отсвете от окошка соседнего дома усмотрел пацан нападавших. Видел, что уходили от парка два мужика в ярко красных куртках с синим лампасом.
Чуня отпустил чистосердечно признавшегося юнца, вылил остатки пойла из бутылки в стакан и вручил его Кефиру, как бы в знак оплаты за нужные нам сведения и некоторый ущерб, как физический, так и моральный. Мальчишка смачно выпил и утёр ладонью алые губы.
– Хороша зараза! Спасибо мужики. Только вы это, чего я вам рассказал, чтоб никому. Мы с пацанами тут не причем. Короче, не закладывайте меня, а то участковый давно грозиться в колонию упечь. Вот теперь если узнает, что я ему соврал насчет Балабола, точно отправит. Как пить дать отправит. Я ведь сказал, что не было меня здесь. Вот ведь как оно получается. Он спрашивает – был, а я ему в ответ – не был. Да и батя, если, что врежет, за то, что в разное говно залезаю. Он мне давно грозиться все, что есть между ног оторвать. Теперь, как узнает, так сразу скажет: «иди сюда мой белый сахар». Короче, спокуха мужики. Не надо печалиться и главное не закладывайте меня. Эх, жизнь моя, разлюли малина по широкому полю. Не закладывайте меня братаны. Пора, пора порадуемся светлому деньку. Спокуха мужики и все будет путем. Только не закладывайте меня.
Мы согласно кивнули головой и вдруг оба почувствовали вокруг лавки странно непонятное шевеление. Наступила тишина, стало на редкость жутко, и вроде как мороз по коже прошелестел. Я завертел головой, стараясь обнаружить причину беспокойства, но вокруг никого не было и только вот казалось, что кто-то пристально на меня смотрит. Заволновался и Чуня. Чего-то похожее со мною в армии было. Один раз, сидел я по делу в старом подвале нашей столовой, и вдруг, ни с того ни с сего, атаковала меня стая огромных крыс. Даже, вернее и не атаковала, а так выбежали они на меня, может даже случайно, и прочь сгинули, но жути нагнали много. И вот как раз такая жуть сейчас обволакивала нашу лавку, вызывая легкое, но назойливое волнение во всех членах. Среди нас не волновался только Кефир, он глянул на наши озабоченные физиономии, оглядел окрестные лопухи и зычно крикнул:
– Выходи пацаны, чего кроетесь. Свои это. Кореша мои. Это вот Чуня, а это вот его друган. Как звать не знаю, но Чунин друг – мой друг. Чего не узнали что ли? Выходи, не бойтесь. Мы тут бухнули малехо. Чего вы, пацаны? Неужели не видите, что свои?
Мгновенно вокруг лавки все зашевелилось, ожило, и нас окружила толпа юных хулиганов. В руках у них торчали куски заточенной арматуры, а в глазах плясала хитровато – нагловатая усмешка. Рассмотрев поближе злой молодняк, я немного усомнился в правдивости рассказа Кефира о непричастности его товарищей к происшествию с Пашей, но вида решил не подавать. Чуня же был не столь тактичен, и еще раз решил уточнить, чего же всё-таки было в парке в ночь убийства Паши. Наш информатор еще раз поведал свою историю, добавив при этом, что карманы Пашины они обшманали и побожился, что вот больше уже ничего не было. Все пацаны молча, но утвердительно кивнули головами в завершении рассказа и плотно замкнули кольцо вокруг нас.
Чуня сунул своему юному другу полсотни, стая расступилась, и мы двинулись в сторону бара с чувством облегчения и выполненного долга.
– Ну, я тебе говорил, залетные, – несколько раз я услышал от своего друга, пока мы путешествовали к питейному заведению.
Там было уже людно. Чуня встретил опять нескольких знакомых и я, почувствовав, что появилась возможность уйти по-английски, сразу же ей воспользовался.
Автобус докатил меня к родной остановке, а уж дальше, капельку покачиваясь, но практически совершенно в здравом уме я добрался до дома и там провалился в бездну небытия, которая, как позже выяснилось, оказалась сном. Спал я крепко, спокойно и без сновидений.
13
За рулем моего верного, в пятницу отремонтированного железного коня, сидел другой. Мои законные возмущения оказались напрасными и глупыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85