Гость вроде бы на нее купился и стал мне рассказывать, какую-то заумную тягомотину, то и дело называя статьи каких-то законов постановлений правительства да каких-то писем министерства финансов. Директор же изображая радушного хозяина, собирал на стол. Мудро Павел Викторович придумал. Сейчас подпоит Вадика и в пьяном виде закрутит вопросов круговерть, а в пьяном виде редко, кто правды не скажет. Не зря на Руси говорят:
– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Здесь всё узнать можно, только вопросы с умом задавай да чарку почаще наливай. С умом да подходцем.
Никакого детектора лжи не надо, налей водяры побольше и всё узнаешь. Не то, что сам выложит, а даже уговаривать будет, чтобы выслушали его тайну.
– Молодец Павел Викторович! – мысленно восхищался я, наблюдая за действиями директора. – Молодец, не зря ему такой важный пост доверили. Голова, причем голова светлая. Таких еще поискать надо.
А он подмигнул мне и шепнул, как бы вроде по-родственному:
– Сходи-ка Андрюша на балкон и принеси огурчиков маринованных. Балконная дверь на кухне, а огурчики там сразу увидишь. Такая красота от глаз не укроется. Помоги мне по хозяйству немного племянничек.
Пока я ходил за огурцами, накрытие стола закончилось, всё было уже налито и мы сели. Павел Викторович, видимо вживаясь в роль моего дяди, старательно за мной ухаживал. Он положил мне в тарелку две огромных столовых ложки салата жирно сдобренного майонезом, сообщив при этом, этот салат он приготовил самолично и мой родственный долг его попробовать. Только не знал вот Павел Викторович про моё отношение к майонезу. Не знал он, что объелся я этим продуктом в пятилетнем возрасте, да так крепко объелся, что теперь самая маленькая толика этой приправы вызывала у меня тяжелые позывы к опорожнению желудка неестественным образом. Если бы мой названный дядя знал эту особенность моего организма, то не стал бы меня так усердно потчевать. Да и я тоже хорош, надо было отказаться потверже, а я не смог. Мы выпили по приличному фужеру коньяка, и я под настойчивым приглядом Павла Викторовича съел три вилки коварного блюда. Думал, пронесет. Не пронесло. Буквально через минуту почуял я неприятную тяжесть в желудке. Тяжесть повозилась по моим внутренностям и поползла к горлу.
– Я схожу в туалет Павел Викторович, – вежливо и торопливо отпросился я, сдерживая из последних сил коварный продукт в пределах своего организма.
– Да что ты спрашиваешь? – махнул рукой директор. – Ты, считай, что у себя дома, а дома чего спрашивать? Ну, вылитая сестра моя Маша, тоже такая деликатная. Помню…
Что помнил Павел Викторович, я уже не узнал, и хорошо, что не узнал, если б захотел узнать, то точно б до нужного места не добежал. А вот не узнал и успел. Правильно ведь говорят: меньше знаешь – легче жизнь. Короче, успел я вовремя и так напугал унитаз директора, что тот, наверное, теперь при смыве заикаться всегда будет. Ушел в него весь салат, прихватив с собою коньяк и бесплатный обед из заводской столовой. И так мне стало легко после этого, что заулыбался я до боли на скулах. Гораздо полегче мне стало, чем было всего минуту назад. Только зря мне так показалось, временной была победа над коварным продуктом. Затаился майонез. Притих и вдарил мне по голове, да так крепко, что я не к столу сел, а на мягкое кресло. Что со мною случилось, не знаю, но сознание куда-то улетало. Хотя я и крепился, но тьма застилала мои глаза, а в голове что-то стучало громким набатом. Так плохо мне никогда не было, но показать свою слабость перед директором я не решился из большого уважения и на его вопрос о самочувствии только махнул рукой. Этот взмах унес мои последние силы, и я стал проваливаться в темную бездну, проклиная неведомого мне человека, придумавшего майонез. Эх, знал бы он, какую мне неприятность несет, мешая свою съедобную смесь. Всё, полетел, а может всё-таки еще посопротивляться вдруг навалившейся немощи.
20
Я несколько раз попытался напрячь до боли мышцы бедер, чтобы прийти в себя, но боли не почувствовал, однако разум мой немножко просветлел.
– Уснул? – услышал я под гулкие удары крови в мутно просветленной дымке, возвращающегося сознания.
– Уснул, я ж ему лошадиную дозу снотворного в коньяк всыпал.
– Вот такие дела Вадик, – рокотал голос директора. – Повезло нам с тобой, что этот дебил не знает структурной схемы управления нашего комбината. Если б знал он, что у нас два директора, то он бы конечно, к генеральному пошел. А не ко мне – к исполнительному. Вот такие дела. Догадываешься, где бы мы с тобой были, кабы он всё что мне, генеральному рассказал? Кабы он знающий-то был? А? Каково? Представляешь?
– А чего было бы? – отозвался недовольный Вадик. – Как бы генеральный нас вычислил? Доказательств ведь никаких, только бред какой-то: диктофон, заказ и прочая мура. Начитался мальчишка дешевых детективов и расфантазировался. Так ведь? Никто бы нас с тобой не вычислил. Ерунда всё это. Зря ты так разнервничался Викторович. Зря. Данная глупость этого не стоит. Так мелкая неприятность, чего из-за неё особо тащиться. Никто бы о нас не догадался.
– Так я же тебя вычисли, а он, директор-то наш генеральный отнюдь меня не дурее. Тебя бы вычислил, а уж ты бы меня в один момент сдал. Верно ведь? Не стал бы таиться?
– А может быть, и не сдал бы? Чего ты сразу так про меня Викторыч? Ведь вместе дело задумали, а ты меня все подозреваешь в чем-то. Обидно даже. Хочешь, верь, хочешь, не верь, а обидно.
– А как же мне тебя дружок не подозревать? Ты за сколько Мутному генерального заказал?
– Как за сколько? За пятьдесят тонн, как договорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85