Бабка Вера, каким-то образом попавшая к столу, скоро вышла на крыльцо, всплеснула руками и громко, на всю деревню запричитала:
– Ой, бабы, вы бы только видели? Там как в Кремле. Ну, точно, как в Кремле. Её богу не вру, бабы. Как в Кремле! Чем хотите, поклянусь.
Бабку сразу же окружили деревенские жители и потребовали отчета о посещении праздничного мероприятия. Она, конечно же, упрямиться не стала и радостно выложила, распиравшие её впечатления. Бабка описала стол, лавки, внешний вид жениха с невестой и вообще кто, в чём одет. Почти после каждого предложения она обязательно упоминала Кремль, и можно было подумать, что посещает баба Вера это правительственное заведение если не ежедневно, то уж раз в неделю точно.
Отгуляла широкая свадьба, уводя за собой Виктора на новое поселение – в райцентр. Стал он приезжать в деревню по праздникам вместе с молодой супругой, постоянно морщившей нос при порывах западного ветра. Однако вместе приезжали они не долго. Что уж у них там потом случилось, не знаю, да только стал Витька приезжать всё чаще один, а потом и вернулся совсем к родимому дому. Только это был уже не Виктор Суков, а Витька Сучок – весёлый выпивоха и первый деревенский хулиган. Так бы он может быть, Сучком и остался, если бы не встретился ему на жизненном пути двухгодовалый бык неизвестной породы по прозвищу Мамай.
Мамай неторопливо прогуливался вдоль весенней деревни, раздувая от удовольствия крупные ноздри и высматривая свежих телок. Хорошо было на душе у быка до тех пор, пока не встретился на его пути Витька Сучок. Витька был чуть-чуть пьян, ноздри у него тоже прилично дулись, и потому решил он выяснить со счастливым Мамаем отношения. Схватились они сначала на словах, а потом бык за неимением словарного запаса, решил пустить в дело рога. Сучок, явно не ожидавший такого оборота событий, увернулся и помчал вдоль деревни, но ругать скотину не перестал. Так бегали они с час по деревне, пока тетя Паша не позвала Мамая обедать. Обед показался Мамаю интересней бранящегося Витьки и он, виляя хвостом, удалился к своему стойлу, а Сучок уселся посреди деревни, широко раскрывая рот, словно выловленный из тины карась. К нему сразу же потянулся народ, и была среди народа внучка тети Паши Кульковой, из столицы приехавшая погостить. Девчушка грамотная, потому и великое уважение у наших деревенских снискавшая. Внучка взяла Витю за рукав, улыбнулась и проворковала ангельским голоском:
– Вы, дядя Сучок сражались с нашим Мамаем, как тореадор испанский. Я про них недавно книжку читала. Вам бы вот сейчас плащ красный, шляпу со шпагой и точно бы как в книжке было. Очень Вы дядя Сучок на тореадора похожи.
Деревенской публике сравнение с испанским жителем очень понравилось, и стали с этого момента все величать Сучка не иначе, как тореадором, благо телевизор в деревне имелся и о тореадорах здесь тоже кое-что слышали. Только именовался Витька гордым званием победителей испанских быков недолго. Потерлось мудреное иностранное слово на русских деревенских языках и истерлось до неизвестно чего обозначающего слова «тодор». Так значит, и прилепился этот Тодор к Витьке, как банный лист к пояснице. Теперь его иначе как Тодором и не звал никто. С новым именем и другие привычки пришли. Одна теперь у Тодора дума – о стакане, а может и наоборот стакан ему нужен для того, чтобы дум нехороших не было. Здесь сразу так и не разберешься. Я, задумавшись, смотрел на подернутую легким туманом речку, на редкие круги от плескавшейся в воде рыбы, и вдруг почуял, что около меня что-то случилось.
На берегу было тихо. Мужики стояли плечом к плечу в двух шагах от костра и молча сверлили меня суровыми взглядами. Когда они поняли, что я вынырнул из своей задумчивости, Кокос сделал пол шага вперед, откашлялся пару раз и торжественно произнес:
– Вот ты Андрюха непьющий да к тому же ещё спортсмен, про это каждый кокос в нашей деревне знает. А коли это так, то у тебя по нашему разумению деньги должны быть. Дал бы нам сейчас чуть-чуть, а то водка кончилась, а мы Федю и помянуть, как следует, не успели. Вот такой кокос получается. Человек-то Федька хороший был, к тому же сосед твой напротив, а вот помянуть, как следует, не получается. Обидно ведь. Если ты, Андрюха человек правильный, то ты нас поймешь.
Когда Кокос закончил речь, он сделал пол шага назад, и вся троица активно закивала головами. Не успел я вынуть из кармана пятьдесят рублей, как ловкая рука Тодора уцепилась за купюру и унесла её под одобрительные вздохи компании. На берегу сразу стало спокойней, опять застрекотал душевный разговор, и жизнь стала налаживаться. В ближайшей деревне была своя тетя Мотя, хорошо понимавшая мужскую породу, и потому дальше пошло всё по плану. В деревню мы вернулись затемно, без денег, без лопат, но с песней.
3
Всё воскресенье я помогал тете Клаве, которая, проявив чудеса изворотливости, уладила всевозможные формальности и как-то добилась разрешения похоронить Федю в понедельник. Поэтому дел в воскресенье было невпроворот. Мне была вручена тощая стопка пятидесятирублевых купюр и длинный список необходимых продуктов.
– Довериться мне больше некому, кроме тебя Андрюшенька, – тяжко вздохнула соседка, подталкивая меня к порогу и давая последние напутствия. – Ты уж помогай мне сегодня, а я в долгу не останусь. У меня ведь все надежды только на тебя. Если ты мне не поможешь, то, вряд ли мне сегодня одной сладить. Вот горе-то какое приключилось.
А довериться ведь ей действительно было некому. Почему-то не признала её деревня, хотя случалось такое крайне редко. Наверное, обиделись деревенские на скрытность новой супружницы дяди Феди Сивухи, а может, позавидовали ей в чем-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85