Она смотрела вниз на пенящееся море, ощущая внутреннее разочарование и недовольство, холодное и резкое, как ветер, задувавший в открытые и незастекленные окна.
Девушка плотнее запахнулась в бархатный халат, доставшийся ей от королевы, правившей в пятнадцатом веке. Не столько ради того, чтобы обрести тепло, сколько ради удовольствия вновь ощутить его тяжелую, богатую ткань. Маргред надеялась, что пребывание здесь, в Убежище, вместе с соплеменниками, успокоит ее душу, которая металась в тревоге, не находя себе места, последние три недели.
Увы, она ошиблась. Даже прикосновение гладкой ткани к коже не могло успокоить и погасить беспокойство, сжигавшее девушку изнутри.
Ей не было места здесь, при дворе сына морского короля, где за каждой улыбкой и в каждой беседе крылись намеки на грядущие партнерские союзы и политика. Она не искала себе очередного партнера. И ей были решительно неинтересны дворцовые интриги. Лучше оставаться в уединении моря, в независимости ее собственной территории.
– Возвращайся поскорее, – сказал тот мужчина.
И эта мысль не давала ей покоя.
Она отвернулась от окна. Гладкие мраморные плиты пола под ногами не покрывали ковры. В огромном камине не горел огонь.
В люстре, свисавшей с балочного потолка, не было свечей. В отличие от детей земли, селки не добывали полезные ископаемые, не производили товары, не выращивали зерновые и не ткали полотно. Кэйр Субай был обставлен сокровищами, спасенными после кораблекрушений: золотом викингов и корнуэльским железом, шелковыми портьерами из Франции и деревянными сундуками из Испании. Посуда на столах, включая тарелки и бокалы, была из золота и серебра, а высокие каменные стены покрывали гобелены со сценами сотворения мира: стилизованная волна, темень звездных небес, глубина и голубка, яркие краски которых сохранила магия, сочившаяся из древних камней подобно утреннему туману и отбрасывавшая тени в углах комнаты.
Дети моря не вступали в контакт с кораблями, плававшими по его поверхности. Но все, что падало с палуб, считалось навеки присвоенным ими по праву – и жизни, и вещи, принадлежавшие людям. Селки могли спасти потерпевших кораблекрушение и доставить на берег, если такая блажь приходила им в голову. Впрочем, равным образом они подбирали все, что могло доставить им удовольствие, и выносили на берег или прятали в своих пещерах, в зависимости от настроения.
Раньше, приезжая сюда, Маргред наслаждалась сокровищами Кэйр Субая. Взгляд ее отдыхал на камине, превосходно украшенном морскими чудовищами и русалками, чье причудливое устройство лишь подтверждало умение и искусство его создателя… а также странноватое чувство юмора принца. Но сейчас все эти чувства и воспоминания померкли. Исчезли. Угасли. Стали невыразительными и непримечательными. Ей надо поскорее вернуться в море.
Нет. Эта мысль оформилась в виде тумана, неосознанного, но отчетливого.
Ей следует вернуться к этому мужчине. Калебу.
На лестнице прозвучали шаги.
– Маргред?
Она вздрогнула при звуках этого глубокого голоса. Уж слишком он походил на…
– Ты одна?
В дверях возник высокий мужской силуэт. Он был одет в грубую одежду рыбака, холщовые штаны и рубашку, которая, впрочем, ничуть не скрывала необычайной красоты вошедшего.
Дилан…
Молодой селки предъявил права на соседнюю с ней территорию пару десятков лет назад. Она терпела его из-за молодости и присущего юноше чувства черного юмора. Ну да, и еще на него было очень приятно смотреть: он был красив какой-то утонченной и яростной красотой. Однажды она даже задумалась, а не закрутить ли с ним…
Она слабо улыбнулась и покачала головой. Уж слишком серьезно он старался угодить ей.
Он обратился к ней по-английски, поэтому и она ответила на том же языке:
– Как видишь.
Дилан пересек комнату и оперся локтями о подоконник рядом с ней. Выделывается, решила девушка.
Налетевший ветер взъерошил его темные волосы.
– Пожалуй, ты слишком много времени проводишь одна, – обронил он.
Маргред метнула на него изумленный взгляд.
– Ты говоришь это от своего имени? Или принца?
– Конн беспокоится о тебе, естественно.
– Не понимаю почему.
– Он хочет, чтобы ты была счастлива здесь.
– То есть он хочет, чтобы я произвела на свет детеныша селков.
– Принца очень беспокоит сокращение нашей численности, – осторожно произнес Дилан. – По результатам последнего подсчета, нас осталось меньше двух тысяч.
Маргред вопросительно выгнула бровь.
– По результатам последнего подсчета? Неужели Конн действительно верит в то, что король и другие, кто живет под волнами – так селки вежливо именовали тех, кто очень редко или вообще никогда не принимал человеческого облика, – явятся к нему, чтобы он и их сосчитал?
– Но ты же не станешь отрицать, что с каждым годом нас рождается все меньше.
Она ничего не стала отрицать. Ее неспособность родить своему партнеру ребенка стала причиной подлинной, пусть и тайной, скорби лет сорок или пятьдесят тому назад.
Маргред с деланным равнодушием передернула плечами.
– Низкая рождаемость – это цена, которую наш народ платит за бессмертие. В противном случае моря нами просто бы кишмя кишели.
– Но вместо этого наша численность сокращается. Когда-то наша популяция пребывала в равновесии, но сейчас нас умирает слишком много.
– И вновь рождаются в море, – заметила Маргред. – Так было всегда.
Как произошло и с ней самой семь веков назад.
– Не всегда. Селки, умирающие без своей кожи, не могут возродиться. Они прекращают существование.
Воспоминания нахлынули на нее, подобно крови из старой раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96