Я свернул за угол. Рядом упал камень, потом горящая головня. Значит, дикари тоже свернули. А силы уже на исходе.
На пронзительный свист из окрестных хибар выскакивали молодчики, за мной погнались еще две собаки. Обложили со всех сторон! Я метался, как загнанный волк.
165-я улица. Еще десять кварталов, а сил уже нет. Держаться! Еще немного! Главное – не сбиться с ритма…
– … Быстрее, Сифорт! – подгонял топавший сзади сержант Таллор, угрожая ткнуть мне в спину дубинкой.
Я сделал рывок и на несколько метров приблизился к толпе кадетов, бегущих вокруг стадиона Фарсайда. Конечно, сержант при желании легко мог бы достать меня дубинкой, но отставал я не слишком сильно, а Таллор честно соблюдал правила. Он был честен во всем. Я бежал изо всех сил. Касание сержантской дубинки означало порку. Такое случалось не каждый день, но все же довольно часто. Казалось, бегущий впереди каждый раз чуточку прибавлял скорости.
Оставалось два круга. Робби Ровер держался в первой половине нашей слегка растянувшейся группы, впереди несся капрал Толливер.
Выдержу ли сегодня? За месяцы, проведенные в Фарсайде, я заметно окреп и подрос, скоро предстояло сменить униформу на новую, большего размера. Голос тоже менялся, пробивались басистые нотки.
Сержант Таллор опять нагонял. Конечно, я мог сделать еще один рывок, до группы оставался какой-то десяток метров, но тогда я точно не выдержал бы последний круг.
Я споткнулся, не упал, но разрыв увеличился, а сержант Таллор сзади приблизился. Пришлось делать рывок. Вскоре я догнал хвост толпы, сержант отстал на четверть крута. Теперь главное выдержать.
Пошел последний круг. Сзади неумолимый топот сержанта. Черт возьми, не надо порки! Легкие разрывались. Так нечестно! Меня выпороли всего неделю назад! Правда, не зверски, но все же… За отставание в беге порют не сильно, но каково унижение!
– Живее! – крикнул сержант.
Голос его прозвучал в страшной близости, топот ног сзади все приближался. Наконец, он стал протягивать дубинку, но я успел рвануться вперед. До касания оставалось всего несколько сантиметров. Очередной рывок вымотал последние силы, я снова начал сбавлять темп. Сержант опять протянул дубинку, а рывка не получалось. И тут я упал как подкошенный.
– Ой! Нога! – стонал я, катаясь по дорожке, обхватив обеими руками ступню. – О Боже! Боже мой!
– Не поминай имя Божие всуе, – сурово прикрикнул сержант, присел рядом со мной, начал ощупывать вывих. – Можешь шевелить ступней? Больно? А тут?
– Больно, – стонал я. – Наверно, вывихнул.
– Ничего, это пройдет. – Таллор свистнул сержанту Свопсу.
Посовещавшись, сержанты поставили оптимистический диагноз.
– Все кости целы, Ник, – утешил меня Свопе. – Но на всякий случай отведу тебя в лазарет. Надеюсь, на носилках нести тебя не придется?
– Доковыляю сам, сэр. – Хромая и подпрыгивая, опираясь на Свопса, я дотащился до лазарета.
Врач обследовал мою ногу приборами, переломов не нашел, наложил холодную повязку на час, а потом отпустил в казарму. Я принял душ, переоделся. На обед я шел, жутко хромая.
После на занятиях я был рассеян, но инструктор смилостивился надо мной и не стал наказывать. Ужинал я без аппетита, сержант Свопе тоже сжалился и освободил меня от обязанности уносить поднос с посудой. Весь свободный час перед отбоем я лежал на койке.
– Как нога? – заботливо спросила Сандерс, присаживаясь рядом.
– Нормально, Арлина, – улыбнулся я.
– Видел Петерсона? – зашептала она. – Вчера вечером получил по первое число.
– Как?
– На занятиях по навигации неудачно передал шпаргалку, инструктор заметил и влепил ему наряд, а у Петерсона их уже было девять. Ну и его послали на порку к Зорну.
– Теперь понятно, почему он лежит на животе.
– А после порки он ходил к адмиралу.
Такова традиция: выпоротый кадет должен предстать перед начальником Академии и произнести сакраментальные слова: «Докладывает кадет Петерсон, сэр! Лейтенант Зорн передает вам привет и просит списать с меня десять нарядов».
– А после этого я видела его голого в душе, – шептала Арлина мне прямо в ухо. – Так вот, у него нет никаких следов! Вообще никаких. Его не пороли!
– Может, Зорн сжалился над ним? – шепнул я.
– Разве он хоть раз над кем-нибудь сжалился? – фыркнула она.
– Тогда почему он не выпорол Петерсона?
– Потому что Петерсон не ходил к Зорну, прошлялся где-то некоторое время, а потом соврал начальнику, будто его выпороли.
Я аж присвистнул. Какова наглость! Ай да Петерсон! Если о его вранье узнают…
– И что ты собираешься делать? – спросил я.
– А ничего. Это его дело. Извини за грубость, но он сам ищет приключения на свою жопу.
– Ха-ха.
Арлина ушла к своей койке, а я стал с интересом следить за Петерсоном. Хороший малый, жалко его. Звякнул предупредительный звонок, свободный час закончился. Кадеты засуетились – скоро отбой, пора готовиться ко сну.
Отбой. Погас свет. В казарму вошел сержант Свопе, внимательно осмотрел притихших в койках кадетов, мрачно скомандовал:
– Кадет Петерсон, встать! – Тон сержанта не предвещал ничего хорошего.
– Есть, сэр! – мгновенно вскочил бедолага Петерсон.
– Надень штаны и рубашку.
– Есть, сэр. – Одеваясь, Петерсон старался не поворачиваться к сержанту голой спиной.
– К начальнику Академии! Живо!
– Есть, сэр! – Петерсон метнулся к выходу.
– Стой! С сумкой!
– Есть… Что, сэр?
– Что слышал! – рявкнул сержант. – Живо!
В ужасе побросав свои вещички в дорожную сумку, кадет Петерсон выбежал из казармы. Сержант Свопе медленно прошелся между рядов, сел на койку Петерсона, помолчал, заговорил, глядя в стену:
– Военно-Космический Флот прилагает все силы, чтобы сделать из вас достойных офицеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142