В раковине лежали чашка с остатками чая и блюдце. Почему отец их не вымыл? Такого на моей памяти не бывало. Отец никогда не оставлял грязной посуды, выходя в город. Я заглянул в его спальню, кровать была аккуратно застелена. Что случилось? Я заглянул в ванную, туалет, в кладовку, чуя недоброе, вышел на задний двор в огород.
Отец лежал лицом вниз у поленницы. Я присел, хотел взять его за руку, но не смог себя заставить… Со дня смерти, очевидно, прошло уже несколько дней. Тело разлагалось, было изъедено собаками и червями. Едва сдерживая тошноту, я постарался припомнить уместную молитву. На ум почему-то пришли слова: «Ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?»
Какой чудовищный гротеск! Я устыдился, опустил голову. Мерещилось: из детства на меня с укоризной смотрит отец. Недостойный, неблагодарный сын!
На плечо мягко легла рука Анни. Наконец вспомнился подходящий псалом, я зашептал:
– Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании; Ибо Ты не оставишь души моей в аде. – Я поднял взгляд на Анни. – Эти слова ему понравились бы, если бы только он не усмотрел в них гордыни. – Я встал перед отцом на колени, не заботясь о том, что мои белые парадные, брюки выпачкаются в земле.
– Никки… – Анни присела рядом, обняла меня.
Я горячо сжимал ее руки, те самые руки, которыми она убила шестерых трущобников из племени юнов. Прочь поганые мысли! Анни Уэллс – моя жена!
В доме отца не было телефона, в полицию пришлось звонить от соседей. Отца увезли, мы с Анни скорбно сидели на кухне. Я никак не мог допить остывший чай.
– Не плачь, Никки, – утешала Анни.
– Я не плачу. – Я смахнул рукавом слезы. – Где Эдди?
– Во дворе. Подбирает чурки. Я вихрем выскочил из дома.
– Не трожь! – заорал я на ползающего по земле Эдди.
– Просто хотел помочь… – Он растерянно встал, прижимая к груди собранные дрова.
– Не трожь! – В ярости я вырвал дрова, остервенело швырнул их на землю, ударил Эдди в грудь. Он не шелохнулся.
– Зачем бьешь меня, капитан? Он от этого не оживет.
– Как ты смеешь так говорить со мной?! Ты, трущобник! – Я прикусил язык, но поздно. Оскорбление уже вырвалось. – Иди в дом!
Не помня себя от горя и ярости, я возился с дровами, пока не осознал, что раскладываю их по земле так, как они лежали в ту страшную минуту, когда я увидел мертвого отца.
Я прислонился к поленнице и долго стоял, покачиваясь. Наконец сквозь рассеивающийся туман в голове пробилось чириканье птиц, порхающих в огороде. Я пошел в дом.
– Мистер Босс, я очень виноват перед вами. Простите меня.
– За то, что назвали меня трущобником? Так я и есть трушобник, – спокойно ответил Эдди.
– Это нехорошее слово.
– Для нас нормальное. Мы привыкли к нему.
– Жители трущоб имеют право называть себя как угодно, а у меня такого права нет.
– Разве? – тускло улыбнулся он. – Вы ж подружились с сабами.
Анни хихикнула, погладила его по руке.
– Видите ли, в чем дело… История с Педро Чангом научила меня… – Я задумался, нахлынули воспоминания. – Понимаешь, Эдди, у меня не осталось друзей. Дерек Кэрр далеко, за много световых лет, на другой планете. Я даже не знаю, жив ли он. Алекс Тамаров тоже не близко. Хочешь служить рядом со мной?
– У капитана должны быть другие друзья, не трущобники.
Вначале я, грешным делом, подумал, что он издевается, но вовремя понял, что никакого сарказма в его словах не было. Эдди говорил от чистого сердца.
– Пожалуйста, – попросил я.
Два дня спустя мы хоронили отца на невзрачном кладбище на холме. Было холодно, ветрено, сеял мелкий дождик. В последний путь отца провожала горстка его знакомых: мясник, торговец фруктами, соседи. Священник читал над могилой молитвы, Анни прижималась к Эдди, я дрожал от холода в белом парадном мундире.
Домой мы вернулись промокшие, продрогшие до костей. Я сразу развел в камине огонь. Анни устроилась у меня на коленях.
– Жаль, не могу здесь остаться надолго, – пробормотал я, блуждая взглядом в языках пламени.
– Куда вам надо спешить, капитан? – спросил Эдди.
– На церемонию принятия корабля «Веллингтон».
– Возьмете Анни с собой?
– Нет, конечно. Вы с ней останетесь в Академии.
– Не поеду туда! – вскрикнула Анни.
– Почему? Там хорошая квартира, там…
– Там все чужие!
Чтобы не раздражать ее, я не подал виду, как огорчен ее отказом. В конце концов, она права. Офицеры и кадеты будут безукоризненно вежливы с супругой начальника Академии, но поговорить по душам ей будет не с кем. С другой стороны, где же еще должна жить жена, если не с мужем?
– Тогда оставайся здесь, – предложил я. – Теперь этот дом мой.
– Одна я здесь не останусь! – Она схватила Эдди за руку. – Я тут сойду с ума!
– Не одна, Анни. С Эдди.
– Вы опять хотите оставить меня с ней наедине? – всполошился он. – Как тогда?!
– Но Анни не может остаться одна, ей нужен…
– Нет! – вскочил Эдди. – Без вас я с ней не останусь.
– Поговорим с глазу на глаз. Мы вышли с ним на веранду.
– Капитан, не надо оставлять меня с Анни! – сразу затараторил Эдди.
– Кто-то же должен ее защищать, – возразил я. По правде говоря, тут защищать ее было не от кого, разве что от нее самой.
– Тогда возьмите ее в Академию! Я молчал.
– Ладно, – согласился Эдди, зардевшись. – Клянусь, я к ней даже не прикоснусь! Клянусь, капитан! Честно!
Я закрыл глаза. Ревнивая память тут же подсунула режущую мне душу картинку: Анни страстно прижимается к Эдди…
– Позаботьтесь о ней, как следует, мистер Босс. А если ей понадобится… Если понадобится, – я сделал над собой усилие и произнес ужасные слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142