Мы дождемся.
– Вот и хорошо. А завтра я свяжусь с Красным Крестом или Гитлерюгендом.
– И правильно, – обрадовалась женщина, – ведь и жена, и дочь профессора работали в ДРК.

На следующий день Мари пошла навестить профессора Вангера и узнала, что он заболел. Она тут же взяла всю инициативу по уходу за ним на себя. Забрала у соседей ключи, привела подругу, и они вдвоем принялись за дело.
Сначала девушки перестелили постель и выполнили весь комплекс санитарных мероприятий. Герда, набравшаяся опыта в Гитлерюгенде, обслуживая в свободное от основной работы время престарелых и больных, знала, что к чему. Потом занялись уборкой. Несколько часов они наводили порядок во всех комнатах, стирали и мыли.
Завод, где работала Мари, был недавно превращен в груду обломков, из которой торчали хитроумные сплетения металлоконструкций. Всю их семью отец увез к родственникам в горы, а сам нес службу где-то за городом в одном из батальонов Фольксштурма. Так что свободного времени теперь у нее было достаточно.
Заходил врач. Он сказал, что состояние господина Вангера серьезно. Двустороннее воспаление легких и крайний упадок сил, когда все жизненные функции чрезвычайно ослаблены. Положение осложнил сильнейший сердечный приступ. Доктор оставил кое-какие лекарства и выписал несколько рецептов. Мари тут же бросилась в местное отделение Немецкого Красного Креста, где ей помогли кое-что достать,
Вечером Герда ушла домой. Мари тоже сбегала к себе и оставила записку на случай возвращения отца. Потом она вернулась и всю ночь провела у постели больного.
Профессор бредил. Иногда бормотание становилось внятным, и Мари различала слова. Чаще всего это было имя его жены Элли. Однажды она долго не могла понять какое-то странное слово и наконец расслышала: «попрыгунчик». В это время из-под левого века его вытекла слеза и застряла в седых волосках виска. Потом он говорил о какой-то книге. Шестой книге. А потом загудели сирены.
То ли служба воздушного оповещения прохлопала момент приближения самолетов, то ли те применили обманный маневр с резким поворотом на Мюнхен, но буквально через две минуты после включения сирен на город упали первые бомбы. Мари выключила свет и стала ждать. Еще через минуту раздался страшный гром. В гостиной посыпались стекла. Мари бросилась туда. Она увидела развеваемые ветром шторы и красные сполохи на стенах комнаты. По лопающимся под ногами стеклам она подбежала к окну и отпрянула На нее одновременно пахнуло холодом зимней ночи и жаром пламени. Ее собственный дом пылал снизу доверху.
Никто не успел выбежать. Слишком мало времени прошло между сигналом тревоги и тем моментом, когда несколько тяжелых зажигалок, пробив деревянные перекрытия, разлили море огня сразу на всех этажах. Мари стояла оцепенев. Пламя с гулом вырывалось из оконных проемов, выбрасывая горящие полотнища штор светомаскировки. Оно пожирало теперь все, что у нее было: одежду, книги, ее школьный аттестат и трудовую книжку, старую куклу, тайный дневник, о котором так никто и не узнал, письма Мартина и три фотографии, на которых они были вдвоем.
То, что она находилась сейчас здесь, в квартире Вангеров, спасло ей жизнь. Значит, ее спасла болезнь профессора. А если продолжить цепь рассуждений, то выходит, что ее спасли все те трагические события, которые свалили несчастного профессора в постель. И первым из этих событий стала гибель Мартина. Именно она дала толчок ко всему остальному, включая поступок Эрны. Что же получается, именно смерти Мартина в проклятом Мальмеди обязана жизнью она, Мари Лютер? Останься Мартин жив, и сейчас она сгорела бы в этом пожаре?
Мари закрыла лицо ладонями.
Но уже в следующую минуту она бросилась закрывать двери в спальню профессора – по квартире вовсю гулял ветер. Потом, что-то вспомнив, метнулась в ванную. Так и есть – кран только зашипел, выплюнув несколько последних капель воды. «Какая же я дура, даже не догадалась заранее наполнить ванну и кастрюли». Света, конечно, не было Но главное, когда она убирала стекла и несколько раз потрогала батареи, то поняла, что они стремительно остывают.
Никакой, даже самой маленькой железной печки у Вангеров не оказалось. Только керосиновая горелка. До сих пор этот район, может быть, благодаря близкому соседству квартиры Гитлера, был одним из самых благополучных в городе. Электроснабжение если и отключалось, то ненадолго. То же самое с водой и отоплением. Но бесконечно уповать на такое везение было со стороны профессора, конечно же, опрометчиво. Фюрер уже давно не посещал Мюнхен. Распрощался он и с расположенной неподалеку горой Оберзальцберг, и со своим Оберхофом. Никто, конечно, не знал этого наверняка, но каждый был в состоянии предположить, что Мюнхен никогда больше не увидит своего покровителя.
– Сходи-ка ты, дочка, в Красный Крест, – посоветовала ей на следующий день тетя Гертруда, соседка Вангеров с четвертого этажа. – Ему обязательно помогут и пристроят где-нибудь в хорошем месте. Мы сегодня тоже уезжаем в деревню к старшей невестке. Да и о себе подумай. Дома твоего ведь нет.
Мари нашла в кабинете профессора несколько плотных листов бумаги и написала на них адресованные своему отцу сообщения: «Ульриху Лютеру! Папа, со мной все в порядке. Я временно нахожусь в квартире профессора Вангера. Если что, пиши здесь же внизу. Мари». Она повесила эти листы на соседней доске объявлений, на стене их выгоревшего дома и позже еще один на той самой злосчастной доске объявлений на Максимилианштрассе.
К вечеру Готфрида Вангера увезли в один из загородных госпиталей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188