В больной голове мысль с трудом перескочила со слов «так рада» к словам «не верят вам».— О чем это вы, Юсеф? — спросил Скоби.Он чувствовал, как с огромной натугой — со скрипом и скрежетом — в голове у него приходят в движение какие-то разболтанные рычаги, и это причиняло ему острую боль.— Кто будет начальником полиции — это раз.— Им нужен кто-нибудь помоложе, — невольно произнес он и тут же подумал: если бы не лихорадка, никогда бы я не стал обсуждать этого с Юсефом.— Секретный агент, которого они прислали из Лондона, — это два.— Приходите, когда у меня прояснится в голове. Я ни черта не понимаю, что вы там мелете.— Они прислали из Лондона секретного агента расследовать дело с алмазами — все помешались на алмазах; только начальник полиции знает об этом агенте; другие чиновники — даже вы — не должны о нем знать.— Что за чепуху вы несете, Юсеф. Никакого агента нет и в помине.— Все уже догадались, кроме вас. Это Уилсон.— Какая нелепость! Не верьте сплетням, Юсеф.— И, наконец, третье. Таллит повсюду болтает, будто вы у меня бываете.— Таллит! Кто поверит Таллиту?— Дурной молве всегда верят.— Ступайте отсюда, Юсеф. Что вы ко мне пристали?— Я только хочу вас заверить, майор Скоби, что вы можете на меня положиться. Я ведь питаю к вам искреннюю дружбу. Это правда, майор Скоби, чистая правда. — Запах бриллиантина усилился: Юсеф склонился над кроватью; его карие глаза с поволокой затуманились. — Дайте я вам поправлю подушку, майор Скоби.— Ради бога, оставьте меня в покое!— Я знаю, как обстоят ваши дела, майор Скоби, и если бы я мог помочь… Я ведь человек состоятельный.— Я не беру взяток, Юсеф, — устало сказал Скоби и отвернулся к стене, чтобы не слышать запаха бриллиантина.— Я не предлагаю вам взятку, майор Скоби. Но в любое время дам взаймы под приличные проценты — четыре в год. Безо всяких условий. Можете арестовать меня на следующий же день, если у вас будут основания. Я хочу быть вашим другом, майор Скоби. Вы не обязаны быть моим другом. Один сирийский поэт сказал: «Когда встречаются два сердца, одно из них всегда как пламя, другое как лед; холодное сердце ценится дороже алмазов, горячее не стоит ничего, им пренебрегают».— По-моему, ваш поэт никуда не годится. Но тут я плохой судья.— Какой счастливый случай свел нас вместе! В городе столько глаз. Но здесь я наконец могу быть вам полезен. Вы позволите принести вам еще одеяло?— Нет, нет, оставьте меня в покое.— Мне больно видеть, что такого человека, как вы, майор Скоби, у нас не ценят.— Надеюсь, что мне никогда не понадобится _ваша_ жалость, Юсеф. Но если хотите доставить мне удовольствие, уйдите и дайте мне поспать.Но как только он закрыл глаза, вернулись тяжелые сны. Наверху у себя плакала Луиза, а он сидел за столом и писал прощальное письмо. «Обидно, что я впутал тебя в эту историю, но теперь уже ничего не поделаешь. Твой любящий муж Дикки», Однако, когда он оглянулся и стал искать револьвер или веревку, он вдруг понял, что не может на это решиться. Самоубийство — выше его сил, он ведь должен обречь себя на вечные муки; в целом мире нет для этого достаточно веской причины. Он разорвал письмо и побежал наверх сказать Луизе, что в конце концов все обошлось; но она уже не плакала, и тишина в спальне его ужаснула. Он попробовал открыть дверь — дверь была заперта. Он крикнул: «Луиза, все хорошо! Я заказал тебе билет на пароход». Но никто не откликнулся. Он снова закричал: «Луиза!» — ключ в замке повернулся, дверь медленно отворилась, и он почувствовал, что случилась непоправимая беда. На пороге стоял отец Клэй, он сказал: «Церковь учит…» Тут Скоби снова проснулся в тесной, как склеп, каменной комнатушке.
***
Скоби не было дома целую неделю — три дня он пролежал в лихорадке и еще два дня собирался с силами для обратного пути. Юсефа он больше не видел.Было уже за полночь, когда он въехал в город. При свете луны дома белели, как кости; притихшие улицы простирались вправо и влево, словно руки скелета; воздух был пропитан нежным запахом цветов. Скоби знал, что, если бы он возвращался в пустой дом, на душе у него было бы легко. Он устал, ему не хотелось разговаривать, но нечего было и надеяться, что Луиза спит, нечего было надеяться, что в его отсутствие все уладилось и что она встретит его веселая и довольная, какой она была в одном из его снов.Мальчик светил ему с порога карманным фонариком, в кустах квакали лягушки, бродячие собаки выли на луну. Он дома. Луиза обняла его; стол был накрыт к ужину; слуги носились взад и вперед с его пожитками, он улыбался, болтал и бодрился, как мог. Он рассказывал о Пембертоне и отце Клэе, помянул о Юсефе, но не мог забыть, что рано или поздно ему придется спросить, как она тут жила. Он пробовал есть, но был так утомлен, что не чувствовал вкуса пищи.— Вчера я разобрал дела у него в канцелярии, написал рапорт… ну, вот и все. — Он помедлил. — Вот и все мои новости. — И через силу добавил: — А ты как тут?Он взглянул ей в лицо и поспешно отвел глаза. Трудно было в это поверить, но могло же случиться, что она улыбнется, неопределенно ответит: «Ничего» — и сразу же заговорит о чем-нибудь другом. Он увидел по опущенным уголкам ее рта, что об этом нечего и мечтать. Что-то с ней тут произошло.Но гроза — что бы она с собой ни несла — не грянула.— Уилсон был очень внимателен, — сказала она.— Он славный малый.— Слишком уж он образован для своей работы. Не пойму, почему он служит здесь простым бухгалтером.— Говорит, что так сложились обстоятельства.— С тех пор как ты уехал, я, по-моему, ни с кем и слова не сказала, кроме мальчика и повара. Да, еще миссис Галифакс.Что— то в ее голосе подсказало ему, что опасность надвигается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84