«Тут уж ничем не помочь. Раз она не дотрагивается до отрубей, значит, у нее лихорадка», – закричал он вдогонку рабочему. Когда снежный плуг скрылся из виду, он продолжал свой рассказ:
– Несколько месяцев спустя я наткнулся на бесконечно более важные указания Дионисия Ареопагита, христианского неоплатоника четвертого века. Этот самый Дионисий упоминает в своих писаниях о том, что возложил на членов своей общины, жаждавших непосредственного общения с Богом, двухдневный пост, а затем угостил их хлебом, приготовленным из священной муки. «Ибо хлеб этот, – пишет он, – ведет к единению с Господом и позволяет вам постигать бесконечное». Я еще не утомил вас, доктор? Будьте откровенны. Когда я набрел на это место у Дионисия Ареопагита, я почувствовал себя вознагражденным за все годы бессмысленной работы. Хлеб, изготовленный из священной муки! Я вспомнил одно место из Библии, которого раньше не принимал во внимание ввиду того, что истинный его смысл оставался для меня скрытым. В Книге Царств говорится: «Он вырастил из земли хлебные злаки, дабы люди вкусили от оных и постигли Его…» В священных книгах парсов постоянно упоминается о «колосьях очищения». В одной древнеримской мистерии говорится о белом или бледном, хлебном злаке, посредством коего «добрая богиня превращает людей в ясновидящих». Хлебный злак с белыми зернами – какое-то ныне исчезнувшее или вытесненное другими породами полевое растение! Какой же забытый ныне хлебный злак имел белые колосья?
Он выдержал паузу.
– Это было еще одно ошибочное заключение, – продолжал барон. – Я упрямо уцепился за мысль, которая завела бы меня Бог знает куда, если бы… Если бы в самый подходящий момент мне в руки не попалась древняя песня римских полевых жрецов, торжественное посвящение Мармару, или Мавору, который в ту пору еще не успел превратиться в кровожадного бога войны Марса, а считался мирным охранителем полей. «О Мармар! – говорилось в этом песнопении. – Порази их жатву своим белым морозом, дабы они постигли твою мощь!» Римские полевые жрецы, как и все жрецы на свете, знали тайну одурманивающего яда, повергающего людей в состояние экстаза – состояние, в котором они становятся «ясновидящими» и «постигают мощь Бога». Белый мороз… Нет, это был не сорт хлебного злака, а поражающая зерновые болезнь, некий паразит, грибок, проникающий внутрь хлебного злака и питающийся его субстанцией.
Барон скользнул взглядом по полям и лугам, мирно дремавшим под слоем покрывавшего их снега. Маленькая полевая мышь юркнула мимо нас и оставила на снегу тоненький, едва заметный след.
– Существует много разновидностей хлебных грибков, – продолжал барон фон Малхин. – Баргин в своем «Synopsis fongotum» насчитывает их более сотни, а ведь его исследование считается ныне устаревшим. Среди этой сотни мне предстояло найти один-единственный грибок, который, попадая в людскую пищу и таким образом проникая в человеческий организм, получает способность вызывать экстатическое состояние…
Он наклонился и поднял картофелину, которая валялась на земле неподалеку от того места, где был разложен костер. В течение некоторого времени он внимательно рассматривал ее, а потом осторожно, словно какое-нибудь сокровище, положил обратно на то же самое место. Оба полевых сторожа с любопытством приблизились к нам и изумленно поглядели на барона. Один из них подбросил хвороста в костер.
– Вот именно… Среди сотни грибков найти один надлежащий вид… – задумчиво повторил барон. – У меня не было никаких более близких указаний на природу болезни, порождаемой этим грибком, кроме того, что внешние покровы хлебного злака обесцвечиваются. Задача моя представлялась в значительной мере безнадежной. Но мне помогли одно наблюдение и одно довольно простое соображение. Существует – или существовала раньше – некая болезнь хлебных злаков, которую довольно часто описывали в прежние века. В каждой местности, где она появлялась, она носила свое особое название. В Испании ее называли «Магдалинин лишай», в Эльзасе – «Роса бедных грешников». Адам Кремонский описывает ее в своей «Врачебной книге» под названием «Misericordia-Korn». В английских долинах ее знали под именем «Снег Святого Петра». В окрестностях Старого Галлена ее называли «Нищий монах», а в Северной Богемии – «Гниль Святого Иоанна». У нас в Вестфалии, где эта болезнь появлялась довольно часто, крестьяне прозвали ее «Пожар Богоматери».
– Пожар Богоматери! – воскликнул я. – Так значит, это болезнь хлебных злаков?
– Именно. Вернее, одно из многочисленных ее названий. Теперь обратите, пожалуйста, внимание на то обстоятельство, что все перечисленные названия имеют нечто общее – указание на религиозный опыт человечества. Крестьяне знали о действии этого хлебного паразита гораздо больше, чем все ученые вместе взятые. У них в памяти всегда продолжала жить неимоверно древняя, полузабытая ныне мудрость.
Туман начал медленно подниматься от земли. Деревья и кусты скрылись в молочно-белом чаду. Крупные, медленно падавшие хлопья снега смешались со струившейся с крыш белой пылью.
– Паразит, которого мы будем отныне называть «Снегом Святого Петра», – продолжал барон, – проникает внутрь растения, но не прекращает окончательно жизнедеятельность клеток. Внешний вид пораженных частей растений почти не меняется. Болезнь редко задерживается в одной и той же местности дольше, чем на два или три года, – затем она исчезает и появляется вновь только спустя много лет. Она странствует по свету, придерживаясь большей частью определенного направления. Только в самых редких случаях она распространяется радиально во все стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121