Да что там в Праге – во всем королевстве!
– А что это за дело, патрон? – с любопытством спросил Лейнитцер.
Барвициус откинулся в кресле и скрестил руки на груди.
– Ты знаешь, – начал он, – что у меня везде есть глаза и уши – даже в еврейском городе. Как раз там живет один человек, с которым мне давно хочется свести знакомство поближе. Евреи и христиане облепляют его дом, словно мухи – горшок со сливками. Ему удается все, за что бы он ни взялся. Евреи говорят о нем так: если у всего города выпадает черный год, то он выварит свой год в молоке. И еще говорят: он так богат, что даже в мед сыплет сахар. Ты должен знать этого еврея – скажи-ка, как его зовут?
– Это Мордехай Мейзл, который называет себя также Маркусом Мейзлом, и живет он на площади Трех Колодцев, – без колебаний ответил Лейнитцер.
– Точно. О нем и речь, – подтвердил Барвициус. – Он начинал свое дело с того, что скупал у мелких ремесленников самую залежалую рухлядь и давал деньги в рост под медные весы, козлиные шкуры, латунные тазы и прочую дрянь. Ездил также на рынки в Жигин, Хрудим, Вельварн, в Чаславу, скупал там сколько мог шерсти, менял ее у вязальщиков в Старом Граде на тонкие шали и посылал их на Варфоломеевскую ярмарку в Линц, получая таким образом двойную прибыль. Ему все и всегда удавалось. Мало сказать, что он любил деньги – они любили его еще больше, они, кажется, сами искали его и бежали к нему в руки. Его торговые предприятия все время расширялись. А потом он получил от императора охранную грамоту со многими привилегиями. Наверху есть люди, – он опять ткнул пальцем через правое плечо, – которые даже имеют смелость утверждать, будто Его Величество император тайно ассоциируется с ним в делах.
– Император? С Мейзлом? С каким-то евреем из гетто?! – вскрикнул Лейнитцер, ошеломленно глядя на хозяина. Барвициус пожал плечами.
– Ходит такой слух, – повторил он. – И еще говорят, что как только Мейзл получил эту самую грамоту, у императора завелись неучтенные деньги. Много неучтенных денег. Люди жалуются, что нечем платить старые долги, а вот на императорские коллекции картин, скульптур и диковин со всех концов света всегда находится золото. Граф Мансфельд приобретает для Рудольфа картины в Нидерландах, Хевенхюллер – в Мадриде, Гаррах – в Риме. Из Мантуи везут мраморные статуи и барельефы. Аббат Сен-Мориса посылает ему из Безансона кольца и геммы, найденные в древнеримских гробницах. От Вельзерна и Гохштеттерна в Аугсбурге прибывают чудесные заморские птицы. Курфюрст Пфальцский доставил ему алтарь слоновой кости с резными изображениями из жизни Христа, а один монах из Александрии прислал посох Моисея вместе со свидетельством, что посох этот – подлинный, но император не пожелал его купить, заявив, что раз посох некогда превращался в змею, то это может случиться снова. Антонио ди Джордже делает для него сферические и параболические зеркала, а Мизерони – хрустальные бокалы. А ведь все это стоит денег. Откуда они берутся, спрашиваю я?
– Император связался с евреем из гетто? Я не могу поверить в это, – проворчал Лейнитцер.
– А ты и не знаешь, как это делается? Что ты вообще знаешь о жизни? Да ровным счетом ничего! – осадил его Барвициус. – Но нам с тобой недосуг тревожиться о Его Величестве императоре, у нас есть дело до еврея Мейзла, и надо хватать добычу скорее, а то он, кажется, совсем свихнулся и раздаривает свои деньги направо и налево.
– Я знаю одного свихнувшегося, – откликнулся Лейнитцер. – Он бегает по улицам в одной рубашке и кричит, чтобы на него лили воду, потому что он – душа, объятая черным пламенем ада. А есть еще один, так он воображает себя рыбой и сидит в бассейне, а ночью, когда приходит пора спать, дает себя вытащить оттуда только с помощью крючка и лески. Но вот свихнувшегося, который раздаривал бы свои деньги, я в жизни не видывал, хотя давно уже мечтаю повстречать!
– Сумасшедший он или нет, но деньги он дарит, – объявил Барвициус категорическим тоном. – Он делает это в большой тайне – видимо, не хочет, чтобы об этом стало известно всем. Он не только раздаривает деньги, он разбрасывает их, отталкивает их от себя и, хоть этому и не верится, выкидывает их на улицу. К нему приходят люди, и он дает им ссуды без заклада, без векселя, без поручительства и требует от должников лишь молчания да чтобы один не знал о другом. Бедные девушки, которые хотят замуж, получают от него деньги на приданое, даже не зная, от кого оно исходит. Это он велел снести старую баню и построить новую – старая, видите ли, была ему недостаточно вместительна. А теперь они собираются построить в гетто новую ратушу, дом призрения и приют для детей-сирот – а на чьи деньги? На деньги Мейзла. Но ему кажется, что они недостаточно быстро уходят у него между пальцев, потому что, как мне было доведено, он решил замостить все улицы, углы и дворы еврейских кварталов красивым тесаным камнем.
– Так вот почему вы сказали, что он выкидывает деньги на улицу? – подхватил Лейнитцер.
Барвициус встал и тихо засмеялся.
– Ему не придется долго заниматься этим. Настало время мне вступить в игру, – заявил он. – Я хочу вытащить его из дома и отвезти в надежное место, где он и будет сидеть, пока не заплатит выкуп. А в качестве выкупа я возьму с него столько, что мы всю оставшуюся жизнь не будем ни в чем нуждаться. Я не хочу оставлять ему много – пусть еврейский город так и будет немощеным!
Лейнитцер одобрительно кивнул. Эта затея ему понравилась. Он начал прикидывать в уме, как велика должна быть сумма, чтобы они с Барвициусом могли довольствоваться ею до конца жизни, но так и не дошел в своих расчетах до конца, так как Барвициус, разложив перед собой план дома Мейзла, взглянул на него и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121