Правда, трудно будет ему помочь…» Он подумал немного, потом взял свою трость, шляпу и плащ, прихватил кошелек, и мы отправились по улице к самому берегу реки. Там он велел мне разгрести лапами опавшую листву и немного поскрести землю, а потом зарыл кошелек – очень неглубоко, так как сил у него уже вовсе не было. После чего сказал мне: «Когда Берл Ландфарер вернется в город, схвати его зубами за кафтан и веди сюда. Это его деньги, но я уже не смогу сам отдать их ему, потому что вот-вот уйду по дороге, что ожидает всех людей… Ты легко узнаешь Берла – он ходит немного кособоко, и спереди у него недостает трех зубов».
– Это плохо, – заметил крестьянский пес. – Он не может грызть кости. Скажи ему, чтобы ел только мягкое мясо.
– Но я его не знал, да и теперь не знаю! – крикнул пудель. – Я не могу отличить его от других людей. А потому деньги и сейчас лежат в земле. Как же мне узнать, у кого не хватает зубов, – люди ведь не ходят с открытыми ртами? Откуда мне знать, кто из них Берл Ландфарер?
Берл с удивлением обнаружил, что речь зашла о нем, и с этого момента напряженно вслушивался в разговор. И когда он услыхал, что пудель Мейзла несколько лет разыскивает его, он вышел из своего угла и с печальным упреком произнес:
– Берл Ландфарер – это я.
– Ты – Берл Ландфарер? – воскликнул пудель. Он встал на задние лапы и начал возбужденно всматриваться в человека.
– Дай погляжу! Открой-ка рот! Точно, трех зубов недостает. Значит, ты и есть Берл Ландфарер. Вот и хорошо – завтра я пойду с тобой и укажу, где зарыты твои деньги.
Он опустился на передние лапы и завилял хвостом.
– Завтра? – пронзительно крикнул Берл и засмеялся. – Завтра? Но я же Берл Ландфарер! Завтра нас всех троих повесят!
– Кого это повесят? – недоверчиво переспросил пудель.
– Меня, тебя и вот его, – ответил Берл, указывая на задремавшего в углу крестьянского пса.
– С какой стати нас должны повесить? – удивился пудель.
– Таков приказ, – ответил Берл Ландфарер.
– Тебя-то, может, и повесят, – решил пудель, подумав. – А меня нет. Стоит им только открыть дверь, как я проскользну у них между ног и задам деру!
И он начал кружиться на месте, а затем лег на пол.
– А сейчас я хочу вздремнуть, – сказал он. – Что и тебе советую. Значит, ты и есть Берл Ландфарер. Нет, меня-то не повесят!
И он тут же уснул.
Едва забрезжило утро, снаружи загремел замок, дверь камеры отворилась, но вместо палача, готового вести Берла на место казни, на пороге появились два еврейских советника ратуши – реб Амшель и реб Симхе. Господин полковник Страссольдо в последний момент уступил мольбам и настояниям общины и согласился помиловать Берла Ландфарера за штраф в сто пятьдесят гульденов, которые ему тут же и были доставлены еврейскими старейшинами.
– Мы принесли свободу заключенному и отпущение скованному, – воскликнул реб Амшель. – Восхвалим же Бога, который не отнял у нас своей милости!
И реб Симхе подтвердил радостную весть, но более будничными словами:
– Вы свободны, реб Берл! Выкуп за вас уплачен. Можете идти домой.
Но Берл, казалось, ничего не понимал.
– Собака! Собака! – кричал он. – Где собака, она только что была здесь! Собака Мейзла! Она знает, где зарыты мои деньги! Восемьдесят гульденов!
– Реб Берл! Вы свободны, – повторяли еврейские советники. – Вы что, не понимаете? Бог помог нам, и ваша казнь отменена. Вы можете идти.
– Но собака! Где собака?! – стенал Берл Ландфарер. – Вы не видели ее? Собака Мейзла проскользнула в дверь! Я должен найти ее! Восемьдесят гульденов! О я несчастный! Я, убитый Богом! Где же эта проклятая собака?!
Еще много лет после того Берла можно было увидеть в пражском гетто и в Старом Граде: он гонялся за всеми собаками подряд, хватал их и, встряхивая и дергая за шерсть, допытывался у каждой, не видала ли она белого пуделя с черным пятном от подглазья до уха. Еще он говорил своей очередной жертве, что если она встретит мейзловского пса, то пусть передаст, что он, Берл Ландфарер, не был повешен и что пуделю надо прийти к нему на набережную. Он ему ничего не сделает и, уж конечно, не повесит, поскольку за него тоже заплачен выкуп. Псы кусали его, вырывались, а Берл все бегал за ними, а за Берлом толпой бегали дети. Взрослые же только покачивали головами и говорили: «Бедный Берл Ландфарер! Всего одну ночь провел он в тюрьме и от страха потерял свою человеческую душу».
IV. САРАБАНДА
На празднестве, которое в своем пражском доме устроил по поводу крещения старшего внука тайный советник и канцлер Богемии господин князь Зденко фон Лобковиц, среди гостей находился капитан имперской конницы барон Юранич, прибывший в Прагу на пару дней не то из Хорватии, не то из Словении. И если все остальные господа были одеты сообразно моде и случаю, то есть носили шитые золотом камзолы из пурпурного бархата с белыми кружевными рукавами и золотыми застежками, а на ногах – узкие штаны, шелковые чулки и атласные башмаки с яркими бантами, то барон Юранич явился в своем походном камзоле, кожаных брюках и высоких сапогах. Свой неподобающий вид он объяснил тем обстоятельством, что его багаж застрял на последней почтовой станции и не был доставлен вовремя. В довершение всего он, по обычаю пограничных офицеров, стриг себе волосы и бороду так коротко, что они напоминали кабанью щетину – но эта странность считалась подобающей мужчине, который всю свою жизнь был занят войной с турками, этими извечными врагами христианства, и не имел времени обучиться тому, чего требовала от благородного кавалера мода и предписывали светские правила.
Несмотря на все это, барон Юранич великолепно чувствовал себя на этом празднике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121