Наконец что-то высшее подсказало ему, что звуки, разбудившие его, не были пульсацией горячей крови внутри головы, а являлись телефонными звонками.Александр медленно переместил свое тело к телефонному аппарату, осторожно снял трубку и робко прислушался.— Алло! Сашка! Алло! Ты меня слышишь? — Не отрывая трубки от уха, Адашев кивнул.— Алло! Сашка! Ты там чего, помер, что ли? — Держа в одной руке влажную футболку, а другой все так же прижимая трубку к уху, он отрицательно помотал головой.— Да что ты там, в самом-то деле!— О-ох…— наконец выдохнул Гурский и спросил горячим, низким и хриплым шепотом: — Ты кто?— Ну, слава Богу. Я — это Петр.— Здравствуй… — Гурский судорожно сглотнул и добавил: — Петя.— Ну, что ты там? Как?— Трудно сказать…— Слушай, бери тачку и езжай немедленно ко мне. Реанимировать буду. Я к тебе сейчас никак не могу, колесо пробил, а запаски нет. Должны подвезти. Стою, жду. Прямо возле дома.— Петя, давай через пару часов, а? Сколько у нас сейчас?— Да десять почти.— Часам к двенадцати, ладно? Ты не волнуйся, все нормально.— Ну давай…Гурский повесил трубку, посмотрел на футболку, взял двумя руками за плечи и встряхнул.. Снизу, по самому ее краю, был оторван лоскуток. Скомкал и вытер ею лицо. Потом приложил ко лбу и пошел в ванную. Там открыл кран с холодной водой, намочил футболку, отжал и обвязал вокруг головы. Потом долго смотрел на себя в зеркало. Попытался дышать носом. Нос был заложен.— Ничего, Петя. Успеем. Есть время.Пошел на кухню.На столе лежали две расплывшиеся от жары пачки пельменей. Взял их и засунул в морозильник. Потом долго смотрел на оставшуюся в литровой бутылке водку. Несколько раз вдохнул и выдохнул. Взял водку, выплеснул в стакан, выдохнул и быстро выпил тремя большими глотками. Запрокинул голову и, глубоко вдохнув, застыл с зажмуренными глазами. Потом шумно выдохнул. Поставил стакан.Достал из холодильника визин и закапал в глаза.Пошел в комнату, сел в кресло и закурил сигарету.— Все успеем.Такси остановилось возле дома Волкова где-то около часу пополудни. Из него вышел Ада-шев-Гурский с полиэтиленовым пакетом в руке и медленно вошел в парадную.— Ну наконец-то, — сказал Петр, открывая дверь.— Извини.— Ты хоть ел что-нибудь?Адашев отрицательно мотнул головой.— Иди на кухню.— Вот… — Александр подал пакет. Волков вынул футболку, расправил и принюхался:— А чем воняет?— Я дичего де чувствую. У бедя дасморк.— А где была-то?Гурский неопределенно взмахнул рукой и пошел на кухню.Волков засунул футболку в пакет и положил на тумбочку.— Ладно, — Петя открыл холодильник. — Давай я тебя чинить буду.Он поставил на стол запотевший графинчик, банку с маленькими-маленькими маринованными огурчиками и, отойдя к плите, стал что-то жарить. Спустя короткое время на столе стояли две большие плоские тарелки с жареными купатами, горчица и миска с салатом. Отдельно пучками лежала зелень.Адашев выпил вторую рюмку, обильно намазал купаты горчицей и стал есть, прихватывая маринованные огурчики и веточки кинзы с укропом, которые он складывал вдвое, а то и вчетверо, макал в солонку и отправлял в рот.Потом он выпил третью рюмку, слизнул горчицу с ножа, улыбнулся и сказал:— А салатные листья резать нельзя. Только ломать. И заправка, я тебе потом покажу, там — уксус, масло постное, немножко горчички, сачь, сахар… и вот так все перемешать.— Ну? Где была-то?— В морозилке.— Где?— Петя, я бардака не переношу. И свинства.— Поэтому трусы должны лежать в холодильнике.— Sure Sure — конечно

. Это же естественно. Что я сделал, когда мы с тобой вчера ко мне пришли? Ты не помнишь, а я тебе скажу — поставил водку на стол и, поскольку было невыносимо жарко, снял футболку и тоже бросил на стол.Потом мы прибрались, ты ушел, а я в кондицию входить начал. Ну и… постепенно вошел.Потом, уже позже гораздо, когда ты от меня ушел, а я уже вполне соответствовал, еще добавил и чувствую — все. Но ведь не оставлять же бардак. Прибраться же надо. Со стола убрать и по местам все расставить. Я на поднос все поставил, а сам сплю уже, чисто механически заношу все на кухню, расставляю, расставляю и вдруг ловлю себя на том, что вместе с оставшейся водкой футболку со стола в холодильник сую. А? Тут я все и понял.В тот-то раз, мне Берзин говорил, я все пельменей хотел и на том настаивал. Он мне и купил пачку в круглосуточном, я сам был уже не в состоянии. С этой пачкой он меня домой и доставил. Понимаешь?Я вошел на кухню, положил пельмени на стол, снял потную футболку, бросил туда же, потом пошел дверь запирать за Серегой, но не мог же я пельмени на столе оставить… Вот я все туда и запихнул. А поскольку действовал я на автопилоте, утром — ноль информации.Я еще удивлялся — откуда у меня вторая пачка?Но она — в глубине, примерзла, вся в инее, отдирать-то ее лень. А футболка — за ней, в самом углу, тоже вся в инее, белым комком. И за пачкой ее и не видно совсем. Так бы она там и лежала. Я очень не люблю холодильник размораживать. До последнего жду. Пару месяцев точно бы пролежала. Если не до Нового года.— Как же ты ее выколупал? И не порвал.— Ну… так и выколупал. Только вот на этот раз все наоборот получилось. Ни футболки в морозилке на ночь, ни пельменей. Петь, я вздремну, а? А то ведь это не спанье было, а беспамятство.— Ложись.— Я — там, на диванчике, часок буквально.— Давай.— А ты говоришь, что поступки пьяного лишены логики, — бормотал Гурский, засыпая. — Есть логика. Только иная. Кто не знает — не поймет.— И ничего я не говорю.Адашев проснулся, взглянул на часы и сел на диване.— Ничего себе! Десять…— Нормально. Как раз с полчаса назад звонил некто Ольгерт.— Ольгерт. Просто Пер Гюнт какой-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24