Потом сквозь какие-то кусты выехали прямо на пляж.Остановив машину, Петр протянул руку назад, вынул из пакета бутылку водки, с треском отвинтил и вышвырнул пробку, запрокинул голову и, крутанув бутылку, влил в себя больше половины.— На, — протянул он Адашеву-Гурскому. — Вот оно, настоящее лекарство от всего этого безумия. Истинное.Гурский сделал несколько глотков и вернул бутылку.— Пойду дровишек насобираю. Насобирав сухих палок, щепок и каких-то бумажек, Александр, демонстрируя определенные навыки, сложил все это определенным образом и щелкнул зажигалкой. Скоро, шарахаясь от ветерка бледно-желтым, почти прозрачным в свете белой ночи огнем, разгорелся небольшой костерок.— Что у тебя там? — спросил он, заглядывая на заднее сиденье и открывая пакеты. — Ух ты! Прутиков бы нарезать…— А сейчас. — Волков вышел из машины, открыл багажник и выташил из него сверток, завернутый в клеенку, в котором оказались четыре стальные рогульки, две перекладинки и пучок тонких шампуров.— А солька-горчичка?— А эва? — Петр показал две пластиковые упаковочки.— И хлебушек черненький?— Обижаешь…Вскоре на шампурах у них, шкворча, жарились охотничьи колбаски, а на расстеленной клеенке лежали порезанный крупными ломтями черный хлеб, огурцы и помидоры.Водку они налили в пластиковые стаканчики.— Петя, а ведь радости нету.— Так ведь нет счастья на свете. Но есть покой и воля.— Разве что…Петр Волков и Адашев-Гурский вылили, Петр, предварительно разрезав свежий огурчик вдоль на две половинки и посыпав крупной солью, потер их друг о друга и протянул одну Гурскому. Друзья с хрустом закусили.— Хоть бы спер кто-нибудь эти деньги, на самом-то деле, что ли… Я специально машину не закрыл.— Ага… Нас вон, вон смотри! Нас и менты-то за сто метров обходят. Сопрут, губы раскатал… Придется тратить. Не выбрасывать же.Поспели колбаски.Адашев, стараясь не заляпаться, аккуратно снял их ножом на картонные тарелки. На тарелки же выдавил и горчицу. Разлил по стаканам водку.Волков хитро прищурился:— А футболочка-то — ты говоришь, и на пляже ты в ней валялся, и в морозилке она у тебя комком. А как новенькая, а?— Так я же, Петя, пока к тебе добирался, ее в химчистку сдавал, в срочную. Потому и опоздал. Уж извини.— А я знаю.— Откуда?— Так от нее же химикатами несло, как… А у тебя же насморк после того, как ты с ней, заледеневшей, всю ночь в обнимку проспал, вот ты и не чувствовал.— А этот, Ольгерт?— А я ее, пока ты спал, в машине простирнул. «Омо», — Петр поднял палец, — с липосистемой. Очень хороший порошок. Все химикаты вместе с запахом… к Бениной маме!— Они посмотрели друг на друга, взяли по помидору, чокнулись, выпили и закусили, брызгая соком.— Слушай, Петь, а может, хоть пирамидон-то у них получится, а?— Ай!.. — отмахнулся Волков. Они принялись за вареные колбаски, беря их прямо руками, обмакивая в горчицу, и, стараясь уберечься от капающего жирка, подносили ко ртам, держа над крупными ломтями свежего душистого ржаного хлеба, от которых немедленно и откусывали по большому куску.Наконец, доев очередную колбаску, Адашев-Гурский тщательно вытер бумажной салфеткой руки. Он наполнил пластиковые стаканчики водкой и, подняв один из них как бы для тоста, склонился к Волкову, протянул в его сторону руку полураскрытой ладонью кверху, как на «Сотворении мира», и негромко напел:— Чужой земли мы не хотим ни пяди…— Но и своей, — в тон ему ответил Петр Волков, — вершка не отдадим. — Они чокнулись, выпили и закусили.Потом переглянулись, и над пляжем Крестовского острова, разносясь далеко окрест, ревуще взметнулось:— Гр-ремя огнем, свер-ркая блеском ста-а-ли!..
5 августа 1999 г. Санкт —Петербург

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24