Урсу догадывался, что друзья не спят. Ему не давала покоя одна мысль, и потому он еле слышным шепотом решился спросить:
— Вы спите?
Ему ответили так же тихо:
— Нет.
— Мне кажется, что нам нужно работать быстрее, — сказал он. — Нельзя тратить время только на обследование развалин. Ты как думаешь, Тикуш?
Тик понял, куда гнет Урсу. Конечно, ему бы хотелось продолжать осмотр развалин. А вдруг тут обнаружится какой-нибудь ловко замаскированный лаз, а его при этом не будет. А если тут ничего нет? Тогда они и впрямь зря потратили время.
И он ответил:
— Ты прав. Мы должны заняться и другим делом.
— Думаешь, нам надо идти по следам посыльного? — спросил Дан.
— Именно, — шепнул Урсу. — Но Тик может справиться и один. Особых трудностей я не вижу. Надо поскорее разобраться в этой истории с замком и пленницей. Завтра к полудню у нас должно быть хотя бы самое общее представление. Вы как думаете?
— Я могу отправиться хоть сейчас, — ответил Тик. — Завтра до полудня я обязательно найду того, кто первый получил пакет, пусть даже мне придется заходить в каждый дом.
— Ну, а теперь, раз мы договорились, то попробуем поспать хоть часок, — предложил Дан, зевая. — Завтра у нас множество дел. Спокойной ночи.
Тик, должно быть, видел хорошие сны: рассвет застал его бодрым, полным сил, готовым сейчас же отправиться в путь. Но некоторое время он вместе с друзьями еще покопался в развалинах, а когда решил, что село уже проснулось, простился с ребятами и двинулся в дорогу.
Но в селе уже никого не было. Крестьяне тоже встали до зари — лето было в разгаре — и ушли в поле. В мэрии Тик застал одного только старика, который был, очевидно, и сторожем и посыльным, смотря по надобности.
— С добрым утром! — приветствовал его Тик. — А что, разве тут никого нет?
Старик ответил долгим взглядом из-под густых бровей.
— Что значит никого? А я, по-твоему, никто?
Тик поперхнулся. Неудачное начало. Он попытался поправить дело.
— Я хотел сказать — никого из работников мэрии.
Но тут же понял, что запутался еще больше.
— Слушай, пострел, ты думаешь, я тут пятая спица в колеснице? Слыхал про такого Плэчинтэ?
— А как же, — нашелся Тик. — Кто же его не знает?
— Уж будто бы все знают, — недоверчиво протянул старик. — А ты сам откуда слыхал?
— От… от одной девчонки, Катрины, — сказал Тик. — Она говорила — другого такого в селе не сыскать.
— Так она и сказала, эта сорока?
— Честное слово!
— А может, смеха ради сказала, а?
— Да нет, — решительно возразил мальчуган. — Она сказала: «Поглядели бы вы на деда Плэчинтэ, — старый, а как держится, а начнет рассказывать веселые байки, живот надорвешь… В молодости такие штуки откалывал…»
— Прямо так и сказала?
— Ага.
— Так знай, что тот самый Плэчинтэ зять мне, он тут секретарем в мэрии.
У Тика сделалось такое несчастное лицо, что старик сжалился.
— Попался, бесенок? Я и есть тот самый Плэчинтэ. А секретаря звать Илие. Илие Далбэ. Не лучше ли говорить правду с самого начала?
— Ну, вы так напустились на меня… А я хотел сделать вам приятное, ей-богу. Каждый видит, что человек вы хороший и добрый.
Тут старик не выдержал:
— Что ж, ты парень не промах, да и Катрину передразниваешь, как никто в селе. Ведь эта сорока — моя дочь. А на что тебе Илие Далбэ?
— Хотел задать ему один вопрос.
— А может, меня спросишь? Ведь все равно, прежде чем ответить, он беспременно на меня глянет.
— Я хотел спросить, не принес ли кто-нибудь в мэрию на той неделе маленький сверток, перевязанный веревкой?
— Как же. Григоре Бетялэ принес. Люди называют его еще Развалюхой. А на что он тебе?
— Я хотел спросить его кой о чем.
— Кого? Развалюху? Так он, должно, ушел — он же не здешний. Живет в Зогрень. Вчера вечером еще был здесь, а утром отправился домой.
— А может, он еще не ушел, — проговорил малышка Тик. Он знал, что село Зогрень находится в шести километрах от города, но с противоположной стороны.
— Может, и так. Узнай попробуй. Ступай напрямик по улице, а за колодцем спроси кого-нибудь из ребятни — там их куча день-деньской возится. Они тебе покажут хату Болгындэ, где ночевал Развалюха.
Тик поблагодарил старика и пустился почти бегом к колодцу, что виднелся в нижнем конце улицы. Отправься он пораньше, да не будь дед Плэчинтэ так речист, то, пожалуй…
— Эй, шпингалет! — обратился он к мальцу в красных полотняных штанишках, игравшему у колодца. — Где тут хата Болгындэ?
— А на что он тебе?
— Ты ответь, чего глаза пялишь!
— Не скажу!
— Хочешь, дам пуговицу?
— А не врешь? — засомневался малец.
Пришлось Тику оторвать пуговицу и отдать шпингалету. Теперь он понял, что Катрина права: в этой деревне даже детишки не забывают о своей выгоде.
— Вон, где растет та шелковица. Прямо перед ней. Только дома никого нет.
Но Тик не слушал — он бежал к указанной хате. Постучал в ворота, да так громко, что все собаки в селе загавкали. Но в хате никто не отозвался. Наконец из окна соседнего дома высунулась старуха:
— Кого надо? Чего расшумелся? Никого нет у Болгындэ.
— Куда же они подевались? — неосторожно спросил Тик.
— Да ты что думаешь, охальник, людям делать нечего? Или у нас в селе баклуши бьют? А ну-ка проваливай, не то собак спущу.
— Тетушка, да что вы! — взмолился Тик. — Мне поговорить надо с кем-нибудь из семьи Болгындэ. Я не хотел вас обидеть, ей-богу!
Когда надо было, он умел строить такие несчастные рожи…
— Что же ты не сказал? Дома-то остался самый махонький. Должно, возится у колодца. Такая пичужка в красных штанишках.
— Спасибо! — отозвался Тик с такой яростью, что старуха опять было собралась спустить собак.
Добежав до колодца, чирешар отвел в сторону малыша в красных штанишках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88