— Как же ты туда спустился? — удивилась Мария.
— Там были … я вырыл ступеньки в стене, честное слово…
— Нашел! — спас его вовремя Дан. — Колодец — это тот самый источник, о котором говорится в грамоте. Фраза о нем следует почти сразу после этих самых ступенек: «Затем остановись у источника…»
— Вряд ли! — умерила его пыл Мария. — Если только Урсу не заметил на пути ко дну рощу, заросшую бузиной. Ведь после ступенек в грамоте говорится: «после чего вольготно бреди по лесу, заросшему бузиной». Где же эта роща? Посреди колодца, что ли?
— Вот оттого, наверное, и убили третилогофэта, — язвительно заметил Дан. — Уж слишком все запутано в его документе… Что до меня, я сдаюсь. У меня голова пухнет.
— Ну и молодец!
Это веселое, но не без укоризны восклицание донеслось откуда-то со стороны. Четыре чирешара, стоявших над кручей, вздрогнули, посмотрели вниз и увидели человека, который сегодня нежен был им как никогда. У подножия горы, подбоченившись и весело глядя на них, стоял высокий загорелый юноша. На нем была влажная от пота майка, на руке висела рубашка. Виктор!
В селе Кэлцуну, в покосившейся хибаре напротив церкви, Тик расспрашивал старуху со сморщенным лицом, клювообразным носом и глазами-бусинками.
— Так что же, родимый, нужно ему от меня, этому буйволу Сафту?
— Чтобы вы назвали того пьянчугу, что отдал ему сверток.
— Это того-то забулдыгу, что не знал в какой день недели упился?
— Того самого, — подтвердил Тик, ничему больше не удивляясь.
— Велика важность! Этот прощелыга в красных щиблетах, не наш, не местный. Может, когда и был, да теперь живет в столице. Делишки обделывает на скотной ярмарке. Шалавый он какой-то… Пэскуцэ Гытланом зовут.
— Он что, уехал? — испугался Тик.
— Никто его с тех пор не видал. Он еще из Бухареста письмо прислал, требует, чтобы ему какие-то документы в мэрии справили и выслали…
— Как же так? — жалобно произнес мальчуган. — А не знаете, кто мог передать ему пакет?
— Погоди, погоди… Дай бог памяти, с кем же она выпивал тогда? Вроде бы с шойменским учителем Папучей. Да, главное, с ним. Они не виделись, поди, десять лет, с самой военной службы… — Старуха погрузилась в воспоминания. — А теперь скажи, голубок, к чему тебе все это?
— Да дед Сафту хочет знать…
— Вишь, какой ты… Бабку Аглаю решил обвести вокруг пальца, плохо ты, видать, ее знаешь. Будто не послала тебя сюда эта толстуха Парушоая, не ночевал у нее ты вместе с ее Петрикэ… Уж не воровство ли какое приключилось? А то ходят всякие слухи…
Тик понял, что единственная возможность отделаться от болтливой старухи — дать ей выговориться.
— А что за слухи? — спросил он. — Что воруют?
— Будто бродят тут воры, клады ищут, а ночью грабят прохожих. Один носатый пастух говорил даже, что они взяли заложницу…
— Значит, тут объявились грабители? — быстро спросил Тик.
— Да не тут, а поблизости, за горой. Знаешь, какая глухомань там! От Шоймень рукой подать.
— А нет там неподалеку замка из белого мрамора?
— Об этом не слыхать. А уж если я не слыхала… Там есть какие-то развалины, будто от давних людей.
— Что же там ищут грабители?
— А что ищут? Людей грабят. А в наших местах еще и клады раскапывают. На моей памяти тут четыре банды поймали. Но чтоб девушек хватали — такого еще не слыхала.
— А тут девушку украли? — равнодушно спросил Тик.
— Да вот говорил же тот носатый чабан. Правда, потом он запел по-иному: мол, враки все это, но сперва-то кое-кому шепнул на ухо, будто сам видел, как в горах какие-то люди схватили девушку.
— Когда же это случилось?
— Да не так давно. С неделю, не более. Да что ты так побледнел, голубок?
— Я? — с трудом сдерживая волнение, переспросил Тик. — Видать, легкие. Недавно болел… А разве правда про девушку?
— Да люди говорят. А тот самый чабан потом клялся, что все было не так, что, мол, обознался. Да мне сдается, попутал он. Случись что с этой девушкой, я бы первая узнала… помстилось, знать. Может, видение ему было. А то все твердил — девушка была в белом платье. Привиденья, известно дело, ходят в белом… Да что с тобой, касатик, ты весь в лице переменился! Уж не дать ли тебе глоток водки? Помогает…
— Нет, спасибо, для легких это вредно.
— Тогда, может, простокваши? Погоди чуток…
— Нет, спасибо, я не голоден.
— А теперь, может, скажешь, на что сдался толстухе этот сверток? Что в нем? Все равно ведь узнаю…
Тик охотно поддержал эту версию.
— Она и мне не хотела сказать. Услышала, что иду сюда, вот и попросила узнать у деда Сафту, кто передал сверток.
— А куда же путь держишь?
— Я? В Шоймень, — сразу нашелся малышка Тик, решив, что ему действительно надо будет повидать тамошнего учителя.
— В Шоймень? Туда, где болтают про этих грабителей? А кто там у тебя? Ты же, по всему видать, не из местных.
Тик прикинул, какое имя моет быть наиболее привычным в этом селе, и ответил:
— У меня там товарищ, Шойму звать.
— Шойму? Наверно, сынок кузнеца, у него дети учатся в школе. Видишь, все равно я узнала, что ты учишься в техникуме…
Паренек промолчал. Появление каких-то старушек — должно быть, Аглаиных лазутчиц — позволило ему уйти незамеченным. Он побежал на почту и отправил новую телеграмму в адрес парикмахерской «Гигиена». На этот раз такого содержания: «Приезжайте Шоймень. Точка. Письме правда. Тик».
На беду, телеграмма не сразу попала в руки к чирешарам. Все они находились в Вултурешть. Конечно, малышка Тик не мог знать, что произошло в развалинах крепости. Он содрогался при мысли, что ребята слишком поздно придут в Замок девушки в белом.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Наконец Лауре удалось расшифровать документ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88