Оскорбительное, нашпигованное насмешками письмо — верх неприличия! Мама в ярости разорвала его на мелкие клочки и бросила в камин. А я из любопытства подобрала их и прочла.
Письмо написано вполне в его духе. Свой отказ он сопровождает шуточками и насмешками, вроде того что не может одолжить деньги, руководствуясь исключительно заботой о ее драгоценном здоровье, ибо, по его глубокому убеждению, карлсбадская вода не приносит ей пользы, коль скоро употребляемая из года в год в продолжение пяти лет не излечила ее. А поскольку она обладает известным действием, он опасается: не наделала бы она вреда. Продиктованное как будто бы нежной заботой, письмо сплошь состоит из таких вот колкостей и обидных намеков. В приписке он посылает мне свое благословение, которому я предпочла бы двести гульденов. И целую страницу посвятил тому, что у него рожь вымокла и пшеница сопрела.
Мама даже расплакалась от досады. Я целиком разделяю ее чувства.
— И это называется родственник! — воскликнула она.— Из-за жалких грошей, которые сам не умеет употребить, готов обречь на смерть больную женщину. Ничего себе семейка!
Барон, не теряя времени, отправился раздобывать деньги. Мама на прощанье обняла его,— в самом деле другого такого преданного человека не сыскать в целом свете!..
15 апреля
Вот неожиданность!.. Вечером из соседнего городка пришло письмо, и мама, едва взглянув на конверт, сразу признала папин почерк. Я находилась в то время в комнате и по ее лицу догадалась, как ей неприятен этот визит.
— Он хочет тебя видеть,— сказала она, протягивая мне письмо.
С тех пор как меня отдали в пансион (кстати, половину моего содержания оплачивал он), мы с ним ни разу не виделись.
Мама в задумчивости прохаживалась по комнате.
— У меня так расстроены нервы,— сказала она,— и вообще болезнь моя зашла так далеко, что свидание с твоим отцом может иметь для меня самые печальные последствия. Его присутствие плохо на меня действует. Ты должна почитать его и любить, mais il a des torts envers moi *, и я не могу ему этого простить. Зачем ему утруждать себя и ехать сюда, когда ты в сопровождении мисс Бомберри можешь сама поехать к нему. Пожалуй, так для всех будет лучше...
Возразить на это было нечего, и я согласилась; послали за мисс Бомберри, а я пошла собираться в дорогу, но перед тем забежала к Пильской. Хотела новость ей сообщить, но она, оказывается, обо всем знала, даже о мамином решении.
— Знаю, знаю,— сказала она, едва я появилась в дверях,— письмо от папы, и вы с мисс Бомберри едете в город.
— Откуда тебе это известно? — удивилась я.
— Ну, догадаться было нетрудно.
Она надавала мне кучу полезных советов, научила, как и о чем говорить, остерегла насчет того, чего вовсе не следует касаться в разговоре. К примеру, ни в коем случае не поминать ненавистного отцу барона.
— Да не забудь рассказать о несчастной жертве его бессердечия,— напутствовала она меня.
Напоследок она прибавила, чтобы я не рассчитывала на подарки,— отец, дескать, сам без гроша сидит.
Через час подали лошадей, мама обняла меня на прощанье и прошептала:
— Возвращайся скорей!
Мисс Бомберри также наказали в городе долго не задерживаться.
Отец остановился на постоялом дворе и, видимо, меня ждал, словно заранее знал, каково будет мамино решение.
Он очень изменился: обрюзг, потолстел и выглядит неважно, будто нездоров. И вообще он заметно постарел. Увидев меня, он растрогался, но, пожалуй, им владело скорей любопытство, нежели нежные отцовские чувства. Под его пристальным взглядом я смутилась.
1 но он виноват передо мной (фр.).
— Так я и думал,— сказал он,— ты уже совсем взрослая барышня и, слава богу, недурна собой. Это меня радует. Тебе уже восемнадцать лет, и пансион и ученье позади.
— Я занимаюсь английским языком...
— Очень хорошо.
Мисс Бомберри извлекла из дорожного сака книжку, а мы перешли в другую комнату. Папа стал расспрашивать меня о маме, я отвечала, что она нездорова и собирается в Карлсбад. Он промолчал.
— Я бы тоже поехал на воды,— после недолгой паузы сказал папа.— Подагра меня замучила, вот только денег нет...
Долго еще выспрашивал он меня, но я не всегда могла удовлетворить его любопытство. Так беседовали мы с ним о всякой всячине; он явно хотел составить себе представление обо мне.
— Пора бы маме подумать о твоем замужестве,— сказал он под конец.— Но вряд ли при ее теперешних связях ей удастся подыскать для тебя подходящую партию. Ты молода, красива и рода старинного... Я сам этим займусь, только, пожалуйста, не привередничай.
Я промолчала, не зная, что ему ответить, но немного погодя спросила: должна ли я сказать об этом маме? И прибавила: я во всем полагаюсь на нее и никогда не поступлю против ее воли.
— Но я твой отец и тоже имею право принимать в тебе участие,— сухо сказал он и опять повторил: — Только смотри не будь слишком привередливой.
Это навело меня на мысль, что партия, наверно, не слишком блестящая, и, собравшись с духом, я заметила, что мне еще рано думать о замужестве.
— Тебе уже восемнадцать лет, а пока дело до венчания дойдет и девятнадцать исполнится. Как раз самое время. Если представится случай, его нельзя упускать.
Ничего более определенного он не сказал, прибавив только, что напишет маме. Когда мы вышли в соседнюю комнату, папа оживился, повеселел и, забыв о моем присутствии, стал развлекать англичанку, щеголяя перед ней остроумием.
Поскольку письма в тот день он не написал, нам пришлось заночевать в городе. Мной овладело смятение, и столько мыслей теснилось в голове, что я заснула только под утро.
Назавтра папа настроен был иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36