Я и сама не знаю, о чем говорила. Хитрость состояла в том, чтобы без зазрения совести, напропалую подлаживаться к нему.
Когда он наконец ушел, мама вскочила с дивана и бросилась обнимать меня.
— Ангельчик! Душечка! — в упоении восклицала она.— Ты настоящая артистка!.. Неподражаемая... гениальная... Я и рада, и боюсь за тебя.— В глазах у нее стояли слезы.— Мне в восемндцать лет ни за что не сыграть бы так превосходно роль... А мимика какая...
Я скромно выслушала комплименты, но была наверху блаженства. Мамина похвала для меня — все равно что для гимназистов аттестат зрелости.
В тот вечер мы были точно две подружки. Мама позволила мне потратить дядины гульдены по своему усмотрению. Наверно, она хочет испытать меня, но я и тут постаралась не ударить лицом в глязь. Я слышала, они долго шептались с Пильской. Клянусь, обо мне. Только бы Пильская сдержала слово... Подслушать не удалось. Но завтра все выяснится... Мама проговорилась, что ее бабушка в пятнадцать лет вышла за старика и вертела им, как хотела. Вот счастливица!
1 апреля
Несколько дней не бралась за дневник: писать не было никакой возможности. Я ругаю себя за необязательность, но все время кто-нибудь мешал: то мама, то Пильская, то кто-то еще, а чтобы пронюхали про мой дневник, не хочется.
Произошло все так, как я задумала. Два дня спустя после дядюшкиного посещения мама решила забрать меня из пансиона, но, чтобы Феллерша не обиделась, сослаться на доктора, который, дескать, порекомендовал для моих слабых легких деревенский воздух. Желая задобрить ее и это мерзкое чучело Ропецкую, я купила им на собственные деньги подарки. Все равно они дулись, злились, но мама была непреклонна. А дяде представила дело так, будто увозит меня в деревню по его совету.
С Юзей мы расстались довольно холодно; она обижена на меня, хотя я ни в чем перед ней не провинилась. Просто девочки завидуют мне.
Накануне отъезда послеполуденные часы мы провели вместе.
— Итак,— заметила баронесса Пепи,— панна Серафи-на вырвалась на свободу. Представляю, как она станет кружить головы кавалерам, влюбляться без памяти... То-то романы будут... письма...
— Уверяю вас,— отвечала я тоном оскорбленного достоинства,— эти детские забавы уже не для меня. Конечно, влюбляться никому не возбраняется,— признаюсь, это тешит мое самолюбие,— но за себя я совершенно спокойна.
Мы болтали и смеялись допоздна. И я дала им понять, что опытней их и лучше знаю жизнь. Так, повторяя мамины слова, я ввернула, к примеру: «Замужество,— не расшитый шелками атлас, а средство занять подобающее положение в обществе и обрести независимость. Известно мне и еще кое-что,— намекнула я,— но об этом вам рано знать...»
В последних числах марта мы выехали в Сулимов... Дорога чудовищная... Маму все повергает в ужас: и дорога, и лошади, и постоялые дворы. Мне помогают переносить дорожные неудобства мечты о будущем. В пути только я одна не унывала: Пильская мучилась флюсом, мама грустила по милому обществу, с которым пришлось расстаться. К счастью, навстречу нам выехал барон Герман, мамин друг и покровитель, и мама воспряла духом.
Барона я давно не видела: он постарел за это время, облысел, как-то сник, но все еще очень красив, а какое утонченное обращение!.. Мама относится к нему, как к брату, он держится с ней, как покорный слуга. Я слышала, барон сказал маме (он называет ее просто Джорджиной), что я очень выросла, похорошела и стала очаровательной барышней.
Не скрою, его слова польстили мне. Ведь он для меня высший авторитет. Я все время ловила на себе его взгляды, и относится он ко мне иначе,— не как к маленькой девочке.
Он aux petits soins *. Мама говорит: он избалует меня.
Речь зашла об англичанке, которую рекомендовала княгиня Б. Правда, сама княгиня ее не знает, но ей доподлинно известно, что мисс Дженни Бомберри (так она зовется) из знатного, но обедневшего рода. Успех придал мне смелость, и я решила про себя: если эта мисс будет докучать мне, я выживу ее с помощью Пильской, да и своего ума у меня достанет.
Барон совершенно очарован мной и не скрывает этого и, стоит мне только захотеть, тоже замолвит за меня словечко... Итак, у меня уже есть союзники.
С каждым днем я все больше убеждаюсь: с Пильской мы поладим. Сдается, она имеет на меня виды. Бедняжка! При ее внешности на себя рассчитывать не приходится. Она явно заискивает передо мной, а я стараюсь быть с ней поласковей.
Она любит посудачить, и от нее много чего можно выведать. И хотя она твердит: «Тебе еще рано это знать», но спохватывается обычно слишком поздно, и я обо всем догадываюсь.
Сейчас ранняя весна и всюду непролазная грязь, но, несмотря на это, мне в Сулимове очень нравится. У нас большой дом, сад, и все так красиво, аристократично, а мама жалуется постоянно на плохое состояние наших дел. И однажды призналась даже барону, что, если бы не он, мы не смогли бы вести сообразный нашему положению образ жизни.
Я очень полюбила барона... С мамой он нежно-почтителен, меня прямо-таки боготворит. У него благородное направление ума. Одно удовольствие слушать, как он рассуждает о людях, о жизни... Какая наблюдательность, сколько ума, блеска в каждом его слове! Какое знание света!..
Мама предоставила мне полную свободу, я, со своей стороны, тоже стараюсь не мешать ей.
Окна моей комнаты выходят в сад; рядом просторное помещение для мисс Дженни, моей будущей гувернантки. Но я уже объявила маме, что согласна только на компаньонку и муштровать меня и чрезмерно утруждать занятиями не позволю.
Я намерена много читать... Из книг узнаешь столько полезного, занятного. В моем распоряжении довольно порядочная библиотека, так что во французских г/ англий-
во всем старается мне угодить (фр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36