Я надел на Раку седло, привязал к луке корзину с головой Йоды и покинул город, присоединившись к толпам людей, бегущих от приближающейся армии.
Я действовал быстро, почти не спал ночью. Небо прояснилось, воздух посвежел, наполняясь осенью. Каждый день на фоне бриллиантово-голубого неба поднимался четкий контур гор. На некоторых деревьях желтели отдельные листья, начинали цвести кустовой клевер и аррорут. Наверное, это красиво, но я не видел красоты мира. Нужно было поразмыслить о том, что мне предстоит сделать, но я не мог вынести мысли об уже содеянном. Я достиг той стадии горя, когда невозможно жить дальше. Хотелось вернуться в прошлое, в дом в Хаги, когда Шигеру был жив, когда мы еще не отправились в Инуяму.
После обеда четвертого дня пути, оставив позади Кушимото, я заметил, что странники толпой валят мне навстречу. Я крикнул крестьянину, ведущему вьючных лошадей:
– Что там впереди?
– Монахи! Воины! – ответил он мне. – Они захватили Ямагату. Люди Тогана спасаются бегством. Они говорят, что господин Йода мертв!
Я улыбнулся, представив, как бы отреагировал крестьянин, если бы увидел, что я везу с собой. Но я был в походной одежде, не имеющей никакого герба. Никто не знал, кто я, а я не догадывался, что мое имя стало известным каждому.
Вскоре я услышал приближение вооруженных людей и повернул Раку в лес. Не хотелось потерять его или ввязаться в драку с отступающими членами клана Тоган. Они спешили: видимо, надеялись добраться до Инуямы, уйдя от монахов, но я знал, что они застрянут на переходе у Кушимото и будут вынуждены сделать там остановку.
Остаток дня отступающие ехали нескончаемой вереницей, а я пробирался на север лесами, стараясь избегать ненужных встреч, хотя дважды мне пришлось использовать Ято. Запястье все еще болело, и с наступлением сумерек я стал волноваться – но не за собственную безопасность, а что не смогу выполнить свой долг. Спать было слишком опасно.
Ярко светила луна, и, озаряемый ею, я ехал всю ночь. Раку спокойно шел вперед.
Наступил рассвет, и вдалеке показались очертания гор, окружающих Тераяму. Я прибуду туда сегодня. Увидев у дороги пруд, я остановился напоить Раку. Солнце поднималось, и, согреваемый его теплом, я сильно захотел спать. Привязав коня к дереву и сняв седло, чтобы подложить его под голову, я лег на траву и тотчас провалился в сон.
Проснулся я от сотрясения земли иод головой. С минуту лежал, глядя на пятнистый свет, падающий на пруд, и слушал журчание воды и шаги тысяч ног по дороге. Я поднялся, собираясь увести Раку глубже в лес, но заметил, что армия состоит отнюдь не из людей клана Тоган. Воины в доспехах и с оружием несли знамена клана Отори и храма Тераяма. Те, у кого не было шлема, сверкали бритыми головами, и в первых рядах я узнал юношу, который показывал нам рисунки.
– Макото! – позвал я, поднимаясь по берегу. Монах обернулся, и на его лице отобразилось удивление и радость.
– Господин Отори? Это в самом деле вы? Мы боялись, что вы погибли. Мы едем мстить за господина Шигеру.
– Я направляюсь в Тераяму, – ответил я. – Везу на его могилу голову Йоды, как он завещал.
Глаза монаха округлились.
– Йода мертв?
– Да, и Инуяма пала перед Араи. Вы нагоните людей Тогана в Кушимото.
– А вы не поедете с нами?
Я уставился на монаха. Его слова были лишены для меня всякого смысла. Моя работа почти закончена, я выполню последний долг перед Шигеру и исчезну в тайном мире Племени. Но, конечно же, Макото не должен узнать о моем выборе.
– Вы целы? – спросил он. – Не ранены?
Я покачал головой.
– Я должен положить голову Йоды на могилу Шигеру.
Его глаза засверкали.
– Покажите ее нам!
Я принес корзину и открыл ее. Оттуда хлынул запах гнили, на кровь слетелись мухи. Посеревшая кожа стала восковой, глаза были тусклыми и красными от лопнувших сосудов.
Макото взялся за косу на макушке, вскочил на валун с краю дороги и поднял голову вверх напоказ собравшимся вокруг монахам.
– Посмотрите, что сделал господин Отори! – крикнул он, и в ответ раздались громкие крики.
Мое имя повторялось снова и снова, а затем, словно управляемые единым разумом, монахи опустились передо мной на колени в дорожную пыль и поклонились до земли.
Кенжи прав: люди любят Шигеру – монахи, фермеры, члены клана Отори, – и поскольку я отомстил за него, эта любовь распространилась и на меня.
Однако для меня это стало новым бременем. Я не хотел подобного поклонения, поскольку не заслужил его. Я попрощался с монахами, пожелал им удачи и поехал дальше с головой в корзине.
Меня не хотели отпускать одного, и потому со мной отправился Макото. Он рассказал мне, как в Тераяму прибыла Юки с головой Шигеру, как они готовились к обряду погребения. Девушка, должно быть, ехала день и ночь без остановок, и сердце мое преисполнилось благодарностью.
К вечеру мы были в храме. Оставшиеся монахи во главе с настоятелем распевали сутры для Шигеру. Над его могилой уже воздвигли камень. Я стал на колени и положил на камень голову врага моего приемного отца. На небе светил полумесяц, и в его призрачном свете камни сада Сэссю походили на молящихся людей. Водопад шумел громче, чем днем, однако я слышал, как вздыхают под бризом кипарисы. Свистели сверчки, квакали лягушки в прудах под каскадом. Захлопали крылья – по кладбищу пролетела сова. Скоро она вновь отправится в теплые края, лето закончится.
Какое же это прекрасное место для упокоя его души! Я долго стоялу могилы, слезы беззвучно катились по моим щекам. Шигеру сказал мне, что плачут только дети. Мужчины сдерживают себя, говорил он. Мне казалось невероятным, что я займу его место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80