Из-за этого неожиданного движения Поппи теряет равновесие и брякается матери на плечо.
– Честное слово, Поппи! – фыркает та, отстраняя дочь. – Какая ты всегда неуклюжая!
– Да, мамочка. – Поппи хихикает. – Ты же меня знаешь!
– Привет, Флора. – Мама молниеносно вытягивает вперед руку, словно в ней запрятана пружина. Она пожимает руку Флоры так сильно, что светлая стриженая головка моей приятельницы трясется вместе с подпрыгивающими на ее лице розовыми очками.
Затем все с тем же пугающим гостеприимством миссис Симпсон-Сток обращается ко мне.
– А вы, должно быть, та самая американка! – гудит она, теперь уже сотрясая в рукопожатии меня.
– Луиза, мамочка. Ее зовут Луиза, – поправляет Поппи.
– Ну что ж, Луиза, добро пожаловать в Лауер-Слотер. Чувствуйте себя как дома. У нас здесь не особо, много правил. Во-первых, ужин у нас в половине восьмого – в восемь. Строго, без опозданий. Во-вторых, никакого кормления собак! Они и так упитанные. Правда, мои мальчики? Правда, мои малютки? У-у-у!.. И в-третьих, никаких посторонних в оружейном зале. Если там кому-то и снесет голову, я предпочитаю, чтобы это был член моей семьи. Понятно?
– Абсолютно, – отвечаю я и отшучиваюсь: – У нас в семье похожие правила относительно оружия.
Она смотрит на меня с каменным видом.
Никто не произносит ни звука. Даже собаки чувствуют, что я сделала неверный шаг, и застывают на месте. Где-то в отдалении зловеще кричит павлин. Ветер шелестит листвой каштанов. Само время, которое обычно не ждет никого, кажется, тоже привыкло замирать ради миссис Симпсон-Сток.
– Итак, делайте по возможности, как я сказала, – говорит она, и пленка снова начинает крутиться. – Поппи покажет вам ваши комнаты, и я надеюсь, Флора, что на этот раз ты будешь спать в своей, – прибавляет она, многозначительно поведя бровью, отчего Флора моментально краснеет и начинает нервно хихикать.
Отчаянно надеясь хоть как-то загладить свою ошибку, я сую ей в руки коробку со свечами.
– Это вам, – говорю я, подобострастно улыбаясь. – Всего лишь маленький пустячок в знак благодарности.
– Весьма признательна, – сухо отвечает она и засовывает коробку под мышку, даже не удостоив ее взгляда. – Судя по запаху, свечи или мыло. Все почему-то тащат мне свечи и мыло. Не сомневаюсь, что я самая чистая и лучше всех пахнущая женщина на белом свете. Однако вы очень добры. И хорошо воспитаны. Не ожидала обнаружить такие цивилизованные манеры у американки. А теперь я должна вернуться к своим розовым кустам. Нужно успеть закончить стрижку до ужина. Не забудьте, не позже восьми. И пожалуйста, Поппи, прошу тебя, не сутулься! Пойдемте, мальчики!
И она уплывает в сопровождении колышущейся тучи собак.
Некоторое время мы стоим молча, пока Поппи, издав протяжный вздох, не говорит:
– Ну, как она тебе? Правда милая? Мне кажется, она тебя уже обожает!
– Да, похоже, у тебя есть шансы, – подтверждает Флора. – Со мной она впервые заговорила через два года.
Поппи достает из багажника сумки, потом громко хлопает крышкой и берет свои вещи.
– Ну так что, пойдемте в дом? А потом я покажу вам окрестности.
Тупо уставившись на багаж, я не могу понять, в чем дело – чего-то не хватает.
– А где моя сумка?
Поппи и Флора недоуменно переглядываются.
– Какая сумка? – говорит Флора. Внутри у меня все переворачивается.
– Голубая нейлоновая сумка, которую я принесла в офис. Помнишь, я еще попросила тебя отнести ее в багажник?
Снова орет проклятый павлин.
Поппи стоит, разинув рот, потом закрывает его. Вид у нее растерянный.
– Но когда ты попросила отнести сумку, я думала, что ты имеешь в виду вот эту. – Она указывает на вишневую соломенную сумку. – Я думала, что это и есть твои вещи.
Во рту у меня пересыхает.
– Это моя ручная сумка, – хрипло говорю я. Тишина.
– Такая большая? – Флора приходит на помощь подруге.
Но этого и не требуется.
– Ерунда! – Поппи неуклюже пытается рассмеяться и грубо хлопает меня по заднице. – Не бери в голову! Возьмешь что-нибудь из одежды у меня и у Флоры. Уверена, мы тебе что-нибудь подберем!
Я впадаю в состояние безнадежного отчаяния. Вся моя способность легко приспосабливаться молниеносно улетучивается.
– Да ладно тебе, Луиза. Зачем так хмуриться? – говорит Флора. – Не конец же света наступил! Я уверена, что у меня найдется для тебя пара трусиков. И эти брюки, которые сейчас на тебе… – Она оглядывает мои «не слишком потертые» джинсы. – …в общем-то вполне сойдут для семейного ужина, а поскольку ты не будешь ездить в них верхом… – Она замолкает, видимо, пытаясь представить, каково это – провести целые выходные в Лауер-Слотер, не имея на себе ничего, кроме джинсов и кардигана.
Некоторое время мы стоим молча, уткнувшись взглядом в пустое место на дорожке, где сейчас должна была бы лежать моя сумка.
– Прости меня. – Поппи обнимает меня за плечи и ведет к дому. – Мы обязательно найдем для тебя что-нибудь. Обещаю.
Но что бы они ни говорили, я сейчас могу думать только об одном – что обе они выше меня по меньшей мере сантиметров на двадцать. И как я теперь буду обходиться без раздобытых с таким трудом веллингтонов и без своего немнущегося платья?
Поппи приводит меня в комнату в восточном крыле дома, украшенную довоенными эстампами, с пологим потолком и выщербленными неровными половыми досками, тайно сговорившимися устраивать каверзы всем, даже самым тихим и послушным посетителям. Кровать жалобно стонет в знак протеста, когда я сажусь на нее.
– Уборная в конце коридора, а мы с Флорой живем в соседних комнатах. – Поппи говорит таким тихим и добрым голоском, словно я старая больная родственница, нуждающаяся в утешении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96