Ты не был бы первым мужчиной, кого оттолкнула подобная новость.
Он склонился над ней и крепко поцеловал в губы.
– Я не из их числа, – заверил он ее. – Боже, у меня же ведь ни родных, ни семьи. С какой стати я должен бросать вновь обретенную гавань?
Магдалена могла бы назвать ему несколько причин, но воздержалась и тоже поцеловала его.
Он отвечал ей пылкими ласками, но потом, несмотря на нарастающее в нем возбуждение, отстранился от нее и, хмурясь, воззрился на потолок.
– В чем дело? – Магдалена прикусила губу. Николас сел на постели и потянулся к своей одежде, давая понять, чтобы она последовала его примеру.
– Мне кажется, – сказал он, – что мать моего ребенка должна носить мою фамилию. Оденься как почтенная матрона и пойдем поищем священника. Мартина и его жену я попрошу быть нашими свидетелями.
Магдалена уставилась на него, открыв рот от изумления:
– Ты хочешь жениться на мне?
Он натянул на себя рубаху и, взлохмаченный, посмотрел на нее:
– Если ты не против.
– Не против ли я! – Магдалена с трудом верила своему счастью. Трясущимися руками она взялась за нижнюю сорочку. Ее лихорадило от страха, что это всего лишь сон и она скоро очнется. Она дрожала так сильно, что не могла даже затянуть шнуровку, не видела, что нужно затягивать, поскольку глаза застилала пелена слез.
– Дай лучше я, – произнес Николас с лаской в голосе. С выражением нежности на лице он ловко зашнуровал на ней сорочку и большим пальцем погладил ее по мокрой щеке.
Магдалена порывисто обвила его руками за шею и расцеловала солеными от слез губами.
– Это моя самая заветная мечта, – призналась она, шмыгая носом.
Стоял холодный декабрьский день. Колючий ветер со снегом кусал, будто злобный пес. Ткачи в мастерских трудились за станками, укутавшись в несколько слоев одежды и надев толстые шерстяные обтягивающие штаны. Пылающие жаровни распространяли вокруг тепло, но их жар не достигал углов и не изгонял сквозняков, просачивавшихся, словно дыхание призраков, сквозь щели в ставнях.
Мириэл потерла руки и сунула их под плащ, где ее ладони сразу наткнулись на округлившийся живот. На прошлой неделе она впервые ощутила шевеление плода. С той минуты ее раздирали изумление и паника, не говоря уже о том, что она была возмущена до предела тем, как развивающийся в ней ребенок подчинил себе ее тело и всю ее жизнь. Она по-прежнему испытывала недомогание, хотя и не такое сильное, как в первые месяцы беременности, и еще ее часто мучила усталость, так что она с трудом поднималась с кровати. Ей говорили, чтобы она отдыхала, но чем настойчивее звучали эти призывы, тем меньше она была склонна внимать им. Она не желала жить под диктатом кого бы то ни было, в том числе своего нерожденного ребенка. К тому же дела отвлекали ее от мыслей об его отце.
Мириэл подошла к тюкам ткани, приготовленным для отправки в сукновальню. Там шерсть отобьют в воде и валяльной глине, чтобы она стала плотнее, а потом высушат, натянув на крючках ширильной рамы, и проворсуют ворсовальными шишками для придания мягкости. Такое сукно, особенно синее, высоко ценится на рынке. И туника Николаса пошита из материи синего цвета, изготовленной в ее мастерских. Закрывая глаза, она ясно представляла его в этой тунике, видела даже узор из ромбиков на тесьме, оторачивающей по вороту его жилистую загорелую шею. Закрывая глаза, она ощущала прикосновение его кожи, ее вкус и запах… Раздраженная, она с шипением втянула в себя воздух и отвернулась от тюков шерсти. Некогда мечты доставляли ей райское наслаждение. Теперь же она сама не знала, что чувствовала.
Из сукновальни за тюками ткани прибыл подмастерье, и Мириэл, заставив себя сосредоточиться на практических мелочах, стала давать ему указания. Когда он, навьючив двух пони, отправился восвояси, вернулся Роберт, навещавший одного из заказчиков. Кожа на его лице поверх бороды потрескалась от холода, между губами и носом резче обозначились морщины, подчеркивающие его возраст. Но сегодня его глаза сияли.
– Холод собачий, – объявил он, выпуская изо рта облачко пара. Сняв рукавицы из овчины, он взял чашу с горячим сидром, которую подала ему Мириэл, и стал с наслаждением смаковать напиток маленькими глотками.
Мириэл подозрительно поглядывала на мужа. В последнее время он вел себя довольно необычно. Обстоятельства ее беременности сильно повлияли на его душевный настрой, хоть он и утверждал, что простил ее и предал забвению прошлое. Он заметно обрюзг, стал вспыльчив. Мириэл все реже случалось видеть его в хорошем настроении.
– Как дела? – спросила она из чувства долга. Ответ ее не интересовал.
Роберт пожал плечами:
– В общем-то неплохо. Но сделки еще не заключены. – Он глотнул сидра и с выражением блаженства на лице погрел о чашу щеки. Потом допил ее содержимое и впился в жену хищническим взглядом. – Узнал кое-какие забавные новости.
Мириэл выгнула брови в немом вопросе, заранее зная, что его сообщение ее не обрадует. Это было написано у него на лице.
Роберт глянул на занятых работой ткачей и понизил голос:
– Николас де Кан женился на своей любовнице, на той рыжей шлюхе.
– И ты находишь это забавным? – услышала Мириэл свой голос, полнящийся неприязнью, в то время как сердце ее защемило от ревности.
– Да, как ужимки полоумного. – Он помолчал для пущего эффекта, погладил бороду. – Она тоже беременна. По словам господина Вудкока, примерно на том же месяце, что и ты.
Мириэл отвернулась.
– Я знаю, что опозорила тебя, – сказала она еще тише, чем он, – но все же надеялась, что ты не чужд милосердия.
– Не чужд милосердия? – Роберт бросил на нее озадаченно-насмешливый взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143