Вася и Всеволод Львович действительно встретились как давние приятели, хотя каждый понимал, что они – враги непримиримые. Вытирая влажные глаза, Хитроумов без подготовки приступил к дипломатической обработке Кукушкина:
– Василий Васильевич, как я рад! Если вы пожелаете, этот столик будет закреплен постоянно за вами. Впрочем, у меня есть отдельные кабины. Скажу вам по секрету, могу предоставить любые услуги, я в этом деле спец.
– Спасибо, садитесь, – Вася сел на свое место. – Вы меня хотели видеть, вот я и пришел.
– Да, конечно, конечно, – директор сел напротив и, гостеприимно улыбаясь, продолжал вытирать глаза. – Теперь вижу, что вы истинный джентльмен.
– Не спешите с выводами, Всеволод Львович. Во-первых, напоминаю о своих условиях…
Хитроумов мгновенно почти весь окаменел. Лишь рука с носовым платочком, которым он вытирал глаза, медленно опустилась на стол. Он долго молчал, взвешивая свои шансы. У него чесалось все тело, но он терпел, понимая, что это нервное, а ему хотелось выглядеть достойным соперником.
– Как вы относитесь к своему другу Курочкину? – спросил он со вздохом.
– Вполне положительно, – ответил Вася, прослушав его мысли. – Ничего не поделаешь, война без жертв не бывает. Я знал, что вы когда-нибудь его возьмете. Но вы его не тронете, иначе пойдете на эшафот!
– Скажите, вы стукач? То есть милиционер? – спросил Хитроумов с дрожью в голосе.
– Нет, – ответил спокойно Вася. – Но в детстве мечтал… А почему вы решили, что вам нужно опасаться только милиции? Нет, дорогой, больше всех вам нужно бояться меня и Гринко!
– Гринко? А кто это?
– Мой учитель. Следуя его заветам, я и воюю с вами. И буду уничтожать вас и вам подобных до последнего своего дня, до последней своей секунды! И детей своих воспитаю в этом духе, и внуков, и правнуков, и…
– Долго же вы собираетесь жить, – молвил директор ресторана, укоризненно покачав головой. – А вообще-то вы чудовище! Я бы не смог так. Надо быть Наполеоном…
– Нет, довольно Наполеонов! Насмотрелись и Сталинов, и Наполеонов! Сколько можно поклоняться всяким богам. У каждого должен быть свой бог – совесть. А совесть – это не летающий в облаках символ, это не мечты о светлом будущем, совесть всегда ходит по земле. По земле, слышите, и рядом с человеком.
– Чего вы добиваетесь?
– Совсем немногого. Я хочу всего-навсего приблизить радость тех, кто честно ждет в длиннющей очереди свою квартиру. Я хочу, чтобы где-то были быстрее построены школа или садик. Я… впрочем, это вам не интересно.
Скажите, телефон здесь далеко?
– Нет, совсем рядом, в отдельной комнатке.
– Не возражаете, если мы туда пройдем?
– Может, еще чего-нибудь заказать?
– Кофе и мороженое…
Возле их стола постоянно вертелась старшая официантка. Хитроумен тут же ее окликнул:
– Света, в пятую кабину – заказ номер один!
Пятая кабина была похожа на хорошо обставленную однокомнатную квартиру. Вася не сомневался: она предназначена для избранных. Хитроумов показал на телефон, что стоял на тумбочке, а сам плюхнулся на диван.
На столе лежало несколько видов сигарет. Кукушкин закурил и, краем глаза наблюдая за подавленным директором, подошел к телефону. Набрав номер милиции и дождавшись ответа, спокойно сказал:
– Милиция, запишите, пожалуйста, сообщение. На вокзале в камере хранения, в тридцать первой ячейке находятся драгоценности на сверхкрупную сумму. Я их реквизировал у крупного государственного вора и комбинатора, которого вы не сумели обезвредить. Причитающееся мне вознаграждение передайте в любой детский дом. Запишите код… Нет, не задавайте никаких вопросов. Я инкогнито!
– Вопросов задавать не буду, – ответили Васе. – Спасибо за сообщение. Майор Лунин вам передает товарищеский привет. Он очень хочет встретиться с вами. Алло, инкогнито, дайте ответ!
Васе хотелось еще долго для многих оставаться неизвестным, но сейчас, похоже, не помешала бы и помощь. Поэтому он после некоторых раздумий сказал:
– Хорошо, встречусь. Но только с ним. Координаты называть?
– Не надо, сами вас найдем. Только никуда не уходите.
После этого телефонного разговора Кукушкин почувствовал себя человеком государственной важности. Глядя на ошарашенного Хитроумова, он с ехидной улыбкой спросил:
– Что с вами, Всеволод Львович? Где ваше лицо?
– Кого это вы так красиво обчистили? – собрав последние силы, криво ухмыльнулся Хитроумов.
– Как кого? Вас, дорогой, кого же еще? Сегодня ночью мне пришлось изрядно попотеть на земляных работах за вашим гаражом. Глубоко же вы спрятали клад, на который мне указала ваша мама. Эх, Всеволод Львович, Всеволод Львович, как же вы могли свою единственную маму так не любить. Ведь благодаря ей вы появились на свет Божий и вон как процветаете. Ох, если б я знал свою маму, если б у меня была мама! – Вася задумчиво посмотрел в окно и замолчал. Затем, встряхнув головой, продолжил: – Да ладно уж, если так судьба распорядилась…
– Вы… Вы хоть… знаете, скольких… – Всеволод Львович медленно поднял руку, показывая два пальца, затем его рука упала бессильно на диван. – …На тот свет отправили?
Кукушкин вздохнул. Он всячески старался не проникаться жалостью к таким, как Хитроумов, ибо понимал: жалость может его погубить.
– Взываете к моему сочувствию?! Нет, нет и еще раз нет! Смерть для таких, как вы, – еще не самый страшный исход. За что я должен был жалеть вашего взяточника Клопа? За то, что обдирал других? Ведь он в людях убивал главное – веру в человека. А вы… вы же волкодав! Это сейчас вы притихли, получив удар по печени. Нет, оставить в покое я вас не могу, потому что вы снова займетесь «своим грязным делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90