Такие случаи здесь бывали. В середине XIX века пароход «Наследник Цесаревич» прорезало льдиной, он начал тонуть. Пассажиры перебрались на буксирное судно. Пароход скоро погрузился в Байкал, а судно, как «Бурят-Монгол», обледенело, его затерло льдом на несколько километров кругом и начало бурями гонять по морю. Полтора месяца были люди в плену, съели все припасы и едва не умерли от голода. Судно все изрубили на дрова, пока море не стало. Нам, по-видимому, предстоит та же участь. Наша задача – терпеливо ждать. Надо обследовать, что есть съестного на судне, заготовить дрова. Мы можем изрубить для этого мачту и палубу и кой-какие ненужные нам в настоящее время верхние части судна, а затем устроимся поудобней в нашей плавучей тюрьме. Это все, что нам остается теперь делать. – Прежде всего они отправились исследовать судовую кладовую, нет ли в ней чего из съестных припасов. К их счастью, там оказался запас сухарей, бочка соленого омуля и несколько десятков килограммов сушеной рыбы. После долгих поисков они нашли несколько топоров и, срубив мачту и ненужные теперь деревянные части на палубе, к вечеру сложили целую поленницу дров.
– Начинаем устраиваться, – говорил самодовольно Тошка, устало вздыхая. – Настоящие байкальские робинзоны! Мы обратим нашу тюрьму в плавучую лабораторию и будем наблюдать зиму на Байкале.
– Молодец! – сказал профессор. – Верно, если уже суждено сидеть в плену у Байкала эти полтора-два месяца, постараемся использовать время. Ты прав. Здесь есть что понаблюдать.
– А где же мы будем разводить костер? – поинтересовался Федька.
– Мы устроим печь, – ответил профессор. – Я видел в каюте железную плиту.
Сейчас же они отправились на поиски. Действительно, нашли ее, и в каюте сложили себе настоящую печь. Каюту обшили войлоком и парусом, так что в тот вечер спали без полушубков.
При свете тускло горевшей керосиновой лампы они могли работать, слушая завывание ветра над головой.
Помещение было оригинально – ледяная глыба, внутри которой находилась обшитая войлоком каюта, и около нее разные хозяйственные деревянные пристройки, кладовая и пр. В особенности своеобразный вид имело это жилье вечерами, когда из ледяной глыбы через маленькую железную трубу валил дым, а сквозь затянувшееся льдом маленькое оконце в тьму байкальской ночи смотрел крошечный огонек. Ледяная глыба отоплялась. Внутри льда сидели с керосиновой лампой. Так началась жизнь в плавучей тюрьме.
Отрезанные от всего мира, они работали над своими коллекциями и гадали, куда-то принесет их ветер.
– А не может остров расколоться ударом большой льдины? – тревожился иногда Тошка.
– Что ж, если отколет кусочек километра в два-три, нам это не важно, – отвечал Булыгин. – Наш плот устойчивости от того не потеряет. Наша усадьба не менее десяти километров. В воде ей тонуть незачем! Словом, пока нам можно на этот счет не беспокоиться. А когда Байкал станет, тогда, я думаю, мы долго в своей каюте не засидимся.
– Ведь нас, наверно, считают погибшими, – заметил Федька.
– Не в этом дело. Это не так важно. Но зимой – в январе, феврале и марте – я должен произвести ряд наблюдений около Ушканьих островов, – сказал профессор. – Для меня они настолько важны, что если не удастся их сделать, придется задержаться здесь еще на год. Жаль, что мы носимся с места на место слишком быстро и нет возможности заниматься ловлей.
– Разве зимой можно?
– Даже лучше, чем летом. Дыбовский все время ловил.
Осенние бури на Байкале необыкновенно свирепы. Преобладали северные и северо-западные ветры, отличающиеся ужасающей силой. А когда к ним прибавлялась метель и стужа, из каюты нельзя было выходить.
Байкал выл и бесновался.
Ни птицы, ни зверя не видали они за это время. Казалось, все живое скрылось и спряталось, кто куда мог, на эти ужасные месяцы, пока идет на Байкале осенний ледостав.
Солнце они видели редко, так как если не бушевала вьюга, то над морем стоял густой холодный туман.
VI. В ледяном плену
– Скоро ли мы замерзнем? – жаловался Федька. – Кажется, и морозы стоят слава тебе господи! Вчера было тридцать пять градусов, а Байкал хоть бы хны! Только дымится! Я уж начинаю думать, что мы нынче совсем не замерзнем.
– Замерзнем, замерзнем, не беспокойся, – смеялся профессор.
– Да когда же?
– Недельки через две после Нового года.
Федька только свистнул.
– Я думал раньше.
– Нет, – сказал профессор. – Ведь ты же измеряешь температуру воды. Сейчас, к началу декабря, температура в Байкале во всех слоях равна четырем градусам. Верхний слой постепенно начнет охлаждаться, причем это охлаждение не идет глубже ста восьмидесяти метров. Там температура неизменна: от трех до четырех градусов. Когда охлаждение наверху достигнет нуля, то есть станет возможным образование льда, тогда сильный ветер будет разбивать лед. Большая глубина тоже влияет на медленность замерзания. Значит, замерзание по-настоящему начнется только в январе.
– А лед толстый бывает?
– В суровые зимы до полутора метров.
– А как потом меняется температура воды?
– С половины января начинается нагревание верхних слоев. К июню температура воды вновь равна во всех слоях. Затем верхние слои начинают нагреваться и до ноября теплее нижних, в особенности около берегов.
Если бы Тошка не вел календарь, где вечером старательно замазывал каждый прошедший день, они не знали бы, что теперь конец декабря.
Льду прибавлялось с каждым днем. Очевидно, сюда несли свой осенний лед впадавшие в Байкал горные реки и ручьи. Кроме того, волны отбивали забереги, и наконец начал всплывать донный лед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69