Князь полюбил дочь Мельника и хотел жениться на ней. А потом взял да и женился на другой. С горя Мельникова дочь утопилась и стала Русалкой. Мельник сошел с ума. Князю тоже, видно, несладко пришлось. А Русалка родила девочку в своем подводном царстве. И девочка выходила на берег и встречалась со своим сумасшедшим дедом. А однажды она встретилась с Князем. Он удивился и спросил: «Откуда ты, прелестное дитя?» Вот и все.
А я-то думал, что там что-нибудь страшное происходит, как, например, в кинокартине «Вий» у Гоголя.
Через несколько дней я книжку вернул.
Таня открыла мне дверь, и я сразу же заметил, что «конского хвостика» уже нет. У нее была теперь короткая, почти мальчишеская стрижка. Так ей тоже шло. Правда, вначале я как-то не мог привыкнуть к этому.
– Понравилась? – спросила Таня, взяв у меня книгу.
– Ага, – сказал я из приличия. – Здорово там это… Мельник Князя пугает… «Я ворон! – кричит. – Я ворон!»
Таня рассмеялась.
– Послезавтра дадут пригласительные. Посмотришь.
– Таня, – заметил Иван Денисович, – ты же знаешь, про оперы говорят: послушаешь.
– А иногда – посмотришь, – быстро ответила она, сверкнула своими зеленоватыми глазами и снова рассмеялась.
Почему она смеется, я не понимал. Но мне нравился ее смех. От него становилось тепло и чуть тревожно. Во мне теперь что-то сладко вздрагивало, когда я слышал, как она смеется. Смех ее был звонкий и очень короткий, словно всплеск на пустынной реке.
Я вдруг захотел, чтобы она что-нибудь для меня сделала. Что-то такое необходимое. Мне казалось, что и Тане будет приятно это сделать. Только я никак не мог придумать это необходимое.
Когда я уже прощался, я взглянул случайно на окно и…
– Таня, – сказал я, – ты вечером сможешь подойти к окну?
– Смогу, а зачем? – Уголки ее губ чуть приподнялись.
– Просто так. Подойди на две минуты, ладно?
– Ладно, а во сколько?
– Ну… ну ровно в десять.
– Угу, – кивнула она.
Ровно в десять, когда уже было темно, я стоял под деревом, что росло напротив ее окна.
Подойти она не забыла, и мне было очень приятно увидеть ее в зеленом «кусочке морского дна». Меня она вряд ли видела, хотя и смотрела какое-то время вниз на дерево.
Это повторилось и назавтра, хотя я не просил се. Она опять посмотрела в сторону дерева. А может, Таня меня все же рассмотрела? Я весь вечер думал об этом, а потом долго не мог уснуть.
На следующий день, когда я стоял с ребятами около своего подъезда, вдруг появилась Таня.
Все взглянули на меня (во дворе, конечно, заметили, что я стал посматривать на ее окно), и я тут же почувствовал, как предательски краснеет мое лицо.
Таня направилась прямо к нам.
В руке у нее белел какой-то листок.
– Вот пригласительный, – сказала она, – начало сегодня в двенадцать.
Рука моя не поднималась, чтобы взять этот листок.
– Я не могу, – выдавил наконец я. – Мне нужно… это… к тетке. Она на дачу переезжает. В Малановку… правда.
Таня повернулась и пошла на улицу.
– А Русалка-то без хвоста, – сказал кто-то. И другой добавил:
– Чем же она теперь рыб отгонять будет?
Все засмеялись, а Виталька спросил:
– Куда это она пригласительный давала?
– Да так, – сказал я, – на генеральскую репетицию.
– «На генеральскую»! – захохотал Виталька. – Ой, уморил!
– На генеральную, – поправился я, но все кругом валились от смеха.
В театр я все же попал. Пошел без билета. Крутился, крутился возле контролерш, а потом решился: была не была – и дерзко двинулся за кем-то следом. Никто меня не остановил.
Вначале от страха и радости я ног под собой не чувствовал. Все думал, сейчас кто-нибудь спросит: «Мальчик, а где твой билет?» Но потом успокоился. Смотрю, многие поднимаются наверх. И я пошел.
На втором этаже огляделся. Народу здесь меньше. Значит, в зал не пройти: у дверей тоже стоят, проверяют билеты. Я хотел было спуститься вниз, но тут кто-то окликнул меня по имени.
Я обернулся и увидел Ивана Денисовича.
– Эдик, иди сюда, – позвал он.
Иван Денисович был, как всегда, подтянут, держался ровно, с достоинством. Форма придавала ему еще больше строгости. «Вот теперь-то я пропал», – мелькнуло у меня в голове. Но старик проговорил:
– Проходи вот в эту ложу, – и показал на дверь.
Потом он усадил меня на какое-то место, и я стал ждать, когда же начнется спектакль.
Наконец в зале стало темнеть, разговоры стихли, заиграл оркестр, и через некоторое время распахнулся занавес.
Вначале было про то, как Мельник прорабатывает свою дочь. «Упрямы вы», – все повторял он. Послушались бы старших, так нет же, вы, мол, все животе своим умом. Обо всем вам нужно твердить по сто раз. Это было смешно: распекают ее, как все равно в школе или дома за невыученный урок. И не просто распекают, а поют.
Но потом пела дочь, пел Князь, еще кто-то пел. В общем, мне стало все надоедать, скучно сделалось.
В антракте Иван Денисович меня спросил:
– Ну как, нравится опера?
– Ага, – кивнул я. – Здорово поют. Громко. У меня даже в голове до сих пор звенит. – И для убедительности я потрогал свою голову, а потом спросил:
– Иван Денисович, когда же Таня будет выступать?
– Еще не скоро, – ответил он. – Ее выход в самом конце.
– А-а… – сказал я и побежал к буфету пить лимонад.
После перерыва мне стало гонгом неинтересно. Смешно было только раз, когда Мельник принялся помахивать руками и кричать: «Я ворон! Я здешний ворон».
А потом я снова заскучал. Мне не терпелось поскорее увидеть Таню, а она все не выходила. «Ну когда же? Когда?» Даже на сцену смотреть не хотелось. Я стал поглядывать на зрителей, на оркестр, на прожекторы.
И вдруг я услышал, что на сцене зазвучала обычная речь, а не пение, которое порядком уже надоело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51