– Там небось и про футбол-то но слыхали.
– Пока, – сказал я, пожал руку капитану, потом другим ребятам и зашагал.
У прохожего я спросил время. Оказалось, что до поезда остается еще полтора часа.
Я подумал, что Дим Димыч уже прочитал записку и отыскал в галоше ключи. Тетя Гекта, наверное, делает салат из помидоров. Нина сидит за билетами, вгрызается в науку. Таня… В это время она, видно, готовится к спектаклю. А может, она сегодня и не занята. Тогда она пойдет с Виталькой в кино. Нет, на вечерний сеанс их не пустят. Ну просто так будут гулять по улицам. Но пропадут…
Черт возьми! А я из-за них уезжаю. Не из-за них, из-за нее…
Лучше об этом но думать. Как-то невесело становится. Нужно думать о другом, о приятном. В футбол, например, хорошо поиграли. Отличный парень этот капитан. Да и другие ничего, даже, пожалуй, Толястый со своими губами. Если б не уезжал, и завтра можно было бы сыграть. Но я-то уезжаю. Для чего это «если б»? Если бы да кабы…
Вообще-то неплохо сесть где-нибудь отдохнуть немного. В игре я здорово вымотался. Ноги у меня гудели, спину поламывало.
У какого-то подъезда я увидел наконец скамеечку, но на ней сидел старик с палкой. Что же, остается и мне сесть рядом с ним и поглядывать на прохожих? Я пошел дальше.
Так доплелся я до станции метро. И тут я вспомнил про кольцевую линию. Нужно лишь попасть на нее, а там садись и кружи сколько угодно. Ну конечно, не совсем сколько угодно: так ведь и на поезд опоздаешь. Но все же круга два сделать можно – и отдохнешь, и станции посмотришь.
На этот раз я правильно опустил пятак, и автомат на меня не зарычал.
Я доехал до «Комсомольской» и там по переходу выбрался на кольцо. На часах, между прочим, было пять минут восьмого, и я решил, что мне вполне хватит одного круга.
На платформе уже не было той густой толпы, и никто не раздвигал закрывающиеся двери и не кричал: «Вомнемся!»
Я вошел в полупустой вагон и сел. Пассажиры вокруг были притихшие, утомленные. Многие еще только возвращались с работы, наверное, хотели есть. Я, например, после уроков бываю прожорлив, как этот метровский автомат, что без конца глотает пятаки.
Напротив меня расположился грузный полковник. В руке у него была папка. Он расстегнул ее, вынул какие-то странички, стал читать, но тут же отвел глаза в сторону, задумался. Глаза у него были серые, тусклые. Так и сидел он, позабыв про свои странички.
Сейчас я понимал этих усталых людей. Мне тоже хотелось не слушать чужие разговоры, а ехать, тихонько покачиваясь, и ни о чем не думать. Но не думать ни о чем я не мог. Не но своей ноле уезжал я из Москвы. Меня гнала обида. Она жила во мне и ныла, как больной зуб, то глуше, то острее.
На какой-то станции пошли две тетки с авоськами и сумками. Этих сумок у них было видимо-невидимо. Разве что в зубах не держали. А у одной тетки – она гола напротив меня, рядом с полковником, – через плечо была перекинута связка с баранками. Тетка была толстая, все пыхтела и отдувалась. Смотрела она сердито и настороженно.
Рядом со мною разместилась вторая тетка – маленькая и суетливая. Одна из ее сумок чуть было не вытеснила меня. Тетка это заметила и улыбнулась:
– Потерпи, милок.
– Ничего, – проговорил я, – пожалуйста.
Она мне понравилась. Не из-за того, что ежа-зала «милок», а просто взгляд у нее был приветливый.
На следующей остановке в вагон пошла молодая женщина. За руку она держала малыша. Малыш был одет в ярко-синие рейтузы и белый свитер с красными полосками, а голову его прикрывала синяя шапочка с белой помпошкой.
Молодая женщина села рядом с толстой теткой, а малыш садиться не захотел. Он беспокойно поглядывал то в окно вагона, то на пассажиров.
– Скорее, скорее, – вдруг заговорил он, – пароход отплывает.
– Не пароход, – сказал ему кто-то, – а поезд.
– Это по правде поезд, – живо отозвался малыш, – а понарошку пароход.
Все с любопытством посмотрели на малыша, а одна женщина – в руке у нее был портфель – сказала:
– И верно, пароход. Мы плывем но реке. А на берегах-то смотри сколько земляники!
Поезд в это время тронулся, стал набирать скорость.
– Земляники много, – согласился малыш. – И красная есть. Только мы очень быстро плывем. А вы, – обратился он к толстой тетке, – крепче держите свой спасательный круг. – Малыш показал на баранки. – А то, может, кто упадет в воду.
– Какой же это круг? Это баранки, – принялась растолковывать толстая тетка. – Понимаешь?
– Понимаю. По правде это баранки, а понарошку – спасательный круг.
В вагоне засмеялись. Толстая тетка вначале сердито поджала губы, а потом тоже улыбнулась.
– А я все же сорвала несколько земляничинок, – сказала женщина с портфелем. – На пот, возьми… – И она протянула малышу пустую ладонь.
Малыш подставил свою ладошку, и женщина «насыпала» ему земляники.
– Какая вкусная! – объявил малыш, «попробовав» несколько ягод. – И вы попробуйте. – Он повернулся к толстой тетке.
Та неловко «взяла» с ладони в кулак ягоды и «куснула», будто пол-огурца отхватила.
Все опять засмеялись, а громче всех тетка, что сидела рядом со мной.
– Вкусно, – проговорила толстая тетка, почавкав.
– Ой, – сказала женщина с портфелем, – какой-то утенок возле парохода! Давайте чуть повернем.
Малыш внимательно посмотрел на пол.
– Это не утенок, – сказал он. – Это морской цыпленок. Он всюду за мной ходит.
В вагоне раздался новый взрыв смеха. Глаза у полковника стали голубыми, и он спросил:
– Ты, наверное, в детский сад ходить, да?
– Нет, я хожу в пятый класс.
– Ну? – удивилась тетка с баранками.
– Понарошку, – уточнил малыш.
– А как тебя зовут? – опять спросил полковник.
– Меня зовут Алешка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51