На следующий день, если не подведет погода, воины могли увидеть впереди фестанг Сим-Гьядини.
Вскоре колонна остановилась на ночевку. Ночью родилось несколько младенцев, и всех их выбросили на обочину дороги. Новорожденные вскоре умерли, их трупы сожрали птицы и собаки.
Всю ночь Гунлаки снились сражения, которые происходили весной и в начале лета.
К утру костры затушил снег, и лошади озябли. День начинался, как один из многих в походе, ничем от них не отличаясь.
Гунлаки вспоминал парня, которого убил на заснеженной равнине близ Лотара несколько дней назад. Он вспоминал всадников лесного народа, восхищался ими и тем парнем. Жаль, что такие люди должны умирать, подумал он.
Эти мысли вертелись у Гунлаки в голове, пока он подъезжал к лежащему на обочине в ледяной траве новорожденному ребенку.
Гунлаки уже почти проехал мимо, но вдруг остановил коня и обернулся.
— Пошла прочь! — прикрикнул он на собаку, жадно обнюхивающую крохотного, живого человечка. Гунлаки разглядывал его с высоты седла.
Ребенок был хрупким существом с красноватой кожей; он лежал в окровавленной, примятой траве. В нескольких футах от него проходили колеи, по ним растянулась колонна. Ребенок был перепачкан кровью, к ней примешались грязные брызги от колес проходящих повозок. Гунлаки решил, что ребенок родился несколько минут назад. Собаки еще не тронули его. Вокруг ребенка еще вилась пуповина с мягким кровавым комком последа на конце.
Поблизости на земле уже сидела большая птица.
Гунлаки спешился и осмотрел младенца — тот казался здоровым, бил ножками и кричал. Гунлаки не понимал, что заставило его вернуться и спешиться. Ребенок казался разгоряченным, и это удивило Гунлаки — ведь он лежал на ледяной траве. Маленькие конечности молотили воздух. Гунлаки не понравился плач, и он попросил:
— Успокойся.
Еще один конный воин остановился рядом.
— Отойди, — попросил воин. — Я затопчу его.
Гунлаки не шевельнулся.
— Лучше давайте поиграем с копьями, — предложил третий.
Иногда детей врагов использовали вместо тряпичных мячей или дынь при игре с копьями. Гунлаки отмахнулся. Оба воина уехали, странно поглядывая на него. Гунлаки почувствовал смущение и вновь сёл в седло, чтобы продолжать путь. Он заметил, что собака подкралась поближе — ее пасть была приоткрыта, язык свисал между острых зубов. Шерсть на ее загривке вздыбилась. Даже птица, которую мы назвали грифом, неуклюже заковыляла к ребенку на своих кривых лапах. Гунлаки снова взглянул на ребенка, а потом перевел взгляд на грифа и собаку. Над ними появилась еще одна птица. Гунлаки приходилось видеть, как новорожденных за пуповину оттаскивали от колонны, бросая на корм собакам. Он видел, как птицы разрывали младенцев на куски. Гунлаки спешился и склонился над маленьким тельцем. Из любопытства потрогал послед — тот еще был теплым. Кровь и воды на примятой траве тоже пока не замерзли. Конечно, на холоде они высыхали медленнее. Ясно, что ребенок родился совсем недавно. Гунлаки вытер пальцы о свой плащ. Он снова оглянулся на собаку и двух птиц и вытащил нож. Придерживая одной рукой головку ребенка, он приставил нож к его горлу, но тут же убрал. Ножом он обрезал пуповину, оставшуюся часть завязал узлом. Убрав нож, он взял ребенка на руки и поднялся. Оттуда, где стоял Гунлаки, были видны горные вершины. Случайно опустив глаза, он удивился, заметив то, чего не видел прежде. Там, где лежал ребенок, почти под ним, среди примятой травы и пятен крови, валялся медальон с цепочкой. Вещь показалась Гунлаки ценной, он поднял медальон и повесил себе на шею. Вскоре он присоединился к колонне. Ребенок, завернутый в плащ, пригрелся и заснул. Позднее, днем, Гунлаки разыскал повозку, на которой везли ощенившуюся суку. Оказавшись у ее соска вместе со щенками, ребенок принялся энергично сосать.
Ближе к вечеру впереди, почти скрытый облаками, показался фестанг Сим-Гьядини.
— Что это у тебя? — с любопытством спросил Муджин, впервые за день подъехавший к Гунлаки. Тот показал ребенка. — Это ребенок не нашего народа.
— Да, — кивнул Гунлаки.
— Так убей его, — посоветовал Муджин.
Гунлаки отрицательно покачал головой.
— Он вырастет и убьет тебя, — предупредил Муджин.
— Верно, — согласился Гунлаки.
Вечером он направился по узкой каменистой тропе, ведущей от деревни к фестангу.
— Если мы не возьмем его, что ты будешь делать? — спросил брат Вениамин.
— Брошу его собакам, — ответил Гунлаки.
— Мы возьмем его себе.
— Он сосал суку, — сказал Гунлаки. — Если у вас есть собаки, они могут кормить его.
— В деревне найдутся кормящие женщины, — улыбнулся брат Вениамин. — Как его зовут?
— Не знаю, — ответил Гунлаки.
— Так он сосал собаку? — спросил брат Вениамин. Гунлаки кивнул. — Значит, это щенок. Мы будем звать его Псом.
Гунлаки осторожно прикоснулся пальцем к щечке ребенка и бережно положил его в руки брата Вениамина.
— Постой, это было рядом с ним, — Гунлаки снял с шеи медальон и протянул его брату Вениамину.
— Что это такое?
Гунлаки пожал плечами.
— Я сохраню его для ребенка, — пообещал брат Вениамин.
Гунлаки взобрался в седло и направился вниз по тропе. На следующее утро он вновь выехал в поход вместе с колонной.
Глава 7
Он лежал на боку в песке, испытывая полное смятение чувств. На мгновение в глазах у него потемнело. Его тело было как будто сковано холодом, оно оцепенело и оставалось неподвижным. Он видел, как приближаются два стражника и женщина. Он вспомнил, что когда-то уже встречался с ней. Он наблюдал, как она ступает по песку мимо коленопреклоненных, ждущих людей. Сейчас она была одета не в синий мундир;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83