Например, по некоторым правилам полагалось выволакивать трупы и мнимых убитых с арены крючьями — такими, как были у карликов. Такие условия и надзор властей были призваны вернуть боям прежнюю суровость. Но и без того это развлечение было опасным и жестоким, в нем погибало немало людей. Никто не мог добиться славы, не убивая соперников. Большинство гладиаторов представляли различные школы, где они обучались. Зачастую гладиаторами становились не только преступники или рабы, боровшиеся таким образом за свободу или обогащение, но и свободные люди, особенно гумилиори, хорошо знавшие, что гладиаторство — одна из немногих профессий, быстро приносящих славу и власть. Позднее многие крестьяне тоже начали выступать в цирках, чтобы избежать отбывания повинностей. Другие по тем же причинам становились священнослужителями — это обеспечивало свободу и возможность добиться богатства, славы и власти, к чему особенно стремились самые тщеславные и умные. Конечно, бывали случаи, когда отпрыски самих хонестори, пресыщенные наслаждениями юнцы, блудные сыны и те, кто видел в боях способ завоевать славу и добиться большего успеха, оказывались в цирках. Поэтому нашлось бы множество цирковых бойцов, или гладиаторов, использующих различное оружие и приемы, но наш разговор не об этом. Двое гладиаторов, вышедших сейчас на арену, явно не принадлежали к супербам, гладиаторской элите, ничем особенным не выделяясь. С другой стороны, они были опытными, обученными бойцами, сведущими в своем деле. На счету у каждого значилось более дюжины убитых. Интересно было и то, что оба они принадлежали к одной школе — потому, что это имеет прямое отношение к нашему рассказу. Сам по себе случай был необычным, ибо чаще происходили бои представителей разных школ. Между школами издавна велось соперничество. От этих же гладиаторов ожидали всего лишь виртуозного показательного боя.
Заиграла музыка. Гладиаторы обошли арену по кругу. Это были мускулистые, подтянутые мужчины. Они остановились и поприветствовали толпу, подняв руки с зажатыми в них небольшими круглыми щитами и короткими мечами. Карлики, которые еще оставались на арене, запрыгали от восторга.
На трибунах зааплодировали.
— Убейте его! Убейте! — кричала толпа.
Стоящий справа гладиатор обернулся и взглянул на крестьянина.
— Убей его! — бесновались зрители.
Но гладиаторы не выказали желания немедленно последовать их совету. Они все так же медленно обходили арену, отдавая дань правилам и традициям.
Скопцы, годные на то, чтобы пугать робких, как овцы, последователей Флоона, были презренными существами. Викот также был не самым лучшим, вероятно, даже больным животным. Охотники, глупые мужланы, ни на что не годились, кроме того, чтобы мучить и добивать запуганных зверей.
Гладиаторы же были совершенно другими противниками — спокойными, ловкими, опытными, искусными убийцами. Что еще требовалось, чтобы перепугать тупого, злобного крестьянина? Исход боя был предрешен.
Вероятно, оба гладиатора были несказанно рады избавиться от необходимости драться друг с другом, даже в показательном бою. Зрителю, хотя и провинциальному, требовалось зрелище, а ведь их мечи, гладкие и опасные металлические игрушки, было трудно сдержать в быстром обмене ударами.
Расправа с молодым, неопытным крестьянином, чужаком, выросшим в глухой деревушке варварской планеты, была для гладиаторов не более, чем минутным делом, если бы они сами захотели продлить бой ради удовольствия зрителей. Можно предположить, что они оба решили нанести смертельный удар одновременно, будто убивая животное, а не мучая ненавистного, нанесшего оскорбление врага.
Они хотели ему зла не более, чем мясник желает зла свинье или теленку, которого режет.
Гладиаторы обошли арену и остановились перед почетной ложей. Бой, каким бы он ни был, следовало начинать с салюта.
Однако предполагался не бой, а, если так можно его назвать, узаконенная бойня.
— Подождите! — воскликнул крестьянин.
Гладиаторы повернули к нему лица, полу скрытые тенью от шлемов.
— Смотрите! — раздался женский голос с трибуны, и сразу же вслед за ним зрители разразились аплодисментами.
— Он присоединился к салюту! — воскликнула другая женщина.
Крестьянин торжественно прошел вперед.
— Он хочет перед смертью выразить уважение Империи!
Достоинство и величие такого жеста у человека, который через минуту должен был умереть, восхитило толпу — этого они не ожидали от неотесанного юнца. У многих женщин на глазах выступили слезы.
Выйдя вперед с баррангом в руке, крестьянин взглянул на ложу мэра. Леди-мэр, судья и ее дочь стояли.
— Не смей салютовать Империи! — закричал коленопреклоненный последователь Флоона.
— Отрекись от Империи! — призывал другой.
— Империя — это зло!
— Да погибнет Империя!
— Замолчите! — потребовали с трибун.
— Только коос и Флоон превыше всего! — не унимался флоонианец.
— Покайся!
— Молись Флоону! — взывал третий. — Прощение Флоона даруется всем, кто его просит!
— Смирись! Прими смерть достойно! Флоон защитит тебя!
— Встань на колени и вручи коос Флоону! — вопил кто-то еще.
— Прекратите! — бушевала толпа.
Однако крестьянин прошел мимо коленопреклоненных флоонианцев, которых оставалось еще человек пятнадцать, как будто не слыша их призывы.
— Слава! — провозгласили оба гладиатора, стоя лицами к почетной ложе и подняв мечи.
— Слава императору, Империи, всем губернаторам и префектам, которые служат ей!
Леди-мэр, облеченная властью женщина, подняла маленькую, затянутую в перчатку руку, принимая салют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83