Он подумывал о том, чтобы извиниться и под каким-нибудь предлогом уйти; а может, стоит остаться и попытаться воспользоваться положением.
Но тут ему в голову пришла мысль.
– Этот тип иногда напивается, – подумал он, гладя через стол в единстенный – как у Циклопа – глаз хояина. – Если я его напою, удастся остаться с ней наедине. Можно ли это сделать? Стоит попытаться. Полдюжины шампанского хватит.
– Послушайте, Свинтон, – сказал он вслух, обращаясь по-дружески и фамильярно к хозяину. – Я никогда не ем устрицы без шампанского. Есть оно у вас в доме? Прошу прощения за такой вопрос. Конечно, это дерзость.
– Ничего подобного, сэр Роберт. Мне только жаль сказать, что в нашем погребе нет ни одной бутылки. Мы здесь живем так недолго, что я не успел запастись. Можно послать и…
– Нет! – прервал его баронет. – Я не могу этого позволить. Только если вы позволите мне заплатить за него.
– Сэр Роберт!
– Подождите, мой дорогой друг! Вы меня неправильно поняли. Я сделал такое предложение только потому, что здесь по соседству невозможно достать хорошее шампанское. Но неподалеку Винкворт. Там мой поставщик вина. Разрешите послать к ним. Это не очень далеко. Ваш слуга в кэбе привезет шампанское через пятнадцать минут. Но чтобы получить хорошее вино, заказ должен исходить от меня.
Хозяин был не из тех, кто обращает внимание на мелочи. Хорошее шампанское действительно не так легко раздобыть, особенно в окрестностях Сент Джонз Вуда. Он это знал. Вызвав звонком слугу, он позволил сэру Роберту сделать заказ.
Менее чем через двадцать минут посыльный вернулся и привез корзину лучшего «Клико».
Еще через пять минут открыли первую бутылку. И втроем: Свинтон, его жена и скуповатый джентльмен – принялись за нее. Впрочем, скуповатый джентльмен на этот раз не жалел о расходах: ведь они обещали ему удовольствие.

Глава LXVIII
Раздражающее затворничество

Прошла целая неделя, прежде чем мистер Свинтон после полученного наказания смог появляться на улице – при дневном свете.
Следы побоев на щеках сходили медленно; и хоть устрицу держали у глаза двадцать четыре часа, пурпурный полумесяц под глазом не исчез.
Пришлось оставаться в доме – и выходить только по ночам.
Боль была незначительной. Но досада невыносимая; и Свинтон отдал бы половину платы за свой шпионский труд, чтобы отомстить человеку, который так наказал его.
Но это невозможно. И по нескольким причинам. Прежде всего он не знает, кто это сделал. Знает только, что его обидчик был гостем Кошута, поскольку вышел из его дома. Сам он этого человека не видел; а подчиненный, который в это время вел наблюдение, его не узнал. Незнакомец, который никогда раньше не приходил – во всяком случае не приходил с начала наблюдения.
Но по описанию, которое дал подчиненный, и по собственным впечатлениям, по тому, что он разглядел в густом тумане – и почувствовал на себе, – Свинтон начал подозревать, кто бы это мог быть. Он не мог не подумать о Мейнарде. Странно, что он о нем думал. Но нет: правда заключалась в том, что он никогда о нем не забывал. Нелегко было забыть встречу в Ньюпорте. А была еще и встреча в Париже, когда Джули Гирдвуд проявила такой интерес к пленнику зуавов. Этот интерес не ускользнул от внимания ревнивого сопровождающего.
Свинтон знал о недолгой отлучке Джули из отеля Лувр и догадывался о цели этой отлучки. Несмотря на явное пренебрежение, которое она проявила к его сопернику на балу в Ньюпорте, Свинтон подозревал, что в глубине души она испытывает к нему склонность – втайне от матери.
Думая об этом, Свинтон испытывал ярость; ярость эта усиливалась при воспоминаниях об ином, более старом соперничестве, в котором этот человек превзошел его.
Быть побежденным в любовной интриге, трусливо уклониться от дуэли и наконец быть избитым хлыстом – три унижения, каждое из которых способно вызвать ненависть.
И Свинтон яростно ненавидел соперника.
То, что первые два унижения исходили от Мейнарда, Свинтон знал; в третьем он не был уверен. Но он догадывался, кто приложил к нему кнут. И это несмотря на густой туман и креп, закрывавший лицо.
Голос не похож был на голос Мейнарда, но ведь его можно изменить.
Большую часть времени, проведенного в вынужденном заключении, Свинтон думал о мести и о том, как ее осуществить.
Если бы патрон увидел, как он постоянно сидит у окна за жалюзи, не сводя глаз с дома Кошута, он похвалил бы его за усердное выполнение обязанностей.
Но Свинтон был далеко не так старателен. Многие посетители заходили в дом напротив – среди них были и очень странно выглядевшие типы, каждый шаг которых говорил о революции, – заходили в дом и выходили из него, но он не обращал на них внимания.
Шпион, раздраженно сидевший в вынужденном заточении, не думал о службе государству. Он хотел только узнать среди посетителей Кошута капитана Мейнарда.
Он пока не представлял себе, что будет делать дальше; меньше всего о том, чтобы арестовать капитана. Открытое обсуждение в суде для него смертельно – и к тому же принесет большой вред его нанимателю и патрону. Может стать известным существование шпионажа, о котором не подозревает Англия. Человек, вышедший из кэба с хлыстом в руке, знал, что его преследуют, и понимал почему. Но английская публика не должна этого знать.
И Свинтон не собирался предавать этот факт огласке; тем более не хотел этого лорд…, его наниматель. Навещавшему его по вечерам лорду… Свинтон рассказал то же самое, что сэру Роберту, добавив, что хулиганы избили его, когда он выполнял свой долг перед государством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110