— Не пляшите вокруг костров. Не жарьте кошек, не пойте разнузданных песен — и живите себе спокойно, — резонно заметила Ртуть.Корделия кивнула, поддержав ее:— Такие существа не берутся с бухты-барахты — они никогда не приходят просто так. Просто так приходят лишь марионетки, поднятые из мха одной силой воображения.Беспокойный человек подошел ближе, уперев руки в бока:— Значит, получается, достаточно не проводить ритуалов — и все будет шито-крыто?— Это еще не все, — вдруг вспомнила Корделия. — Сердцевина Тагхаирма — это жестокость. Иногда для его вызова достаточно разгула жестокости в одной отдельно взятой деревне.Женщина-поселянка надула губы в задумчивости.— Значит, если мальчишки будут мучать кошек…— Все может быть, — кивнула Корделия. — И если мужчины станут бить своих жен, и богатый начнет притеснять бедного, и жена измываться над мужем-рогоносцем — за все это придется платить. Жестокость — это пища Тагхаирма. А костры и пляски — это просто окно, через которое удобнее пролезть в этот мир, но поверьте мне, он пролезет и сквозь щели, если учует поживу. Будьте же внимательны друг к другу, будьте милосердны даже к животным, которых употребляете в пищу. Не заставляйте мучаться никого. И тогда вы не оставите ни малейшей дыры, куда бы могло проникнуть зло.Люди обескураженно переглядывались. Они крепко призадумались. Иные чесали в голове, припоминая свою прежнюю жизнь.— Начнем же наши добрые дела с тех, кто спас нас — с наших троих спасительниц! — неожиданно с внезапной решимостью воскликнула женщина. — Эта леди потеряла коня в бою с чудовищем — дадим ей другую лошадь. Эй, у кого есть…Но ей не дали договорить этих слов.— Дадим! — одобрительно закричали все в один голос.— Вот и хорошо! А кто даст? Лично у меня только телка. Она же не поедет на телке… А то я бы охотно дала. Ты, Перегринус?— Что я?— Ну, ты же у нас богатей.Названный Перегринусом замялся, теребя в руках шляпу:— Да заболели у меня обе. Им не выдержать долгого пути.— А я вообще безлошадный, — подал кто-то голос.— Тебя и не спрашивают! Дерби!— Что — Дерби? Чуть что — и сразу Дерби! Других имен, что ли, нет?— Дерби, не испытывай наше терпение. У тебя же двуколка.— А на чем я буду возить товар на рынок? — запротестовал Дерби.— Мы тебе сколотим новую. Всем миром.— Да-а… От вас дождешься.— Перестань ломаться, — пробасил какой-то мужчина, — сделаю тебе новую — лучше прежней, а то леди не на чем продолжить путешествие.— Ну так пусть забирает твою клячу.— Ей сейчас нужны колеса — разве не понятно? Седло ей сейчас противопоказанно.Видя эту возникшую заваруху, Алуэтта вмешалась:— Нет, нет, друзья, — заговорила она — но рука, едва она ее подняла, оказалась свинцовой — и тут же упала. — Я вполне удержусь и в седле, не беспокойтесь, На моей лошади.— Да что вы смотрите, — сказала какая-то женщина, прорываясь сквозь толпу. Была она пышная и дородная, со странно белым лицом, будто обсыпанным белой пылью.— Мельничиха! — воскликнули все. — Ну как же мы про тебя забыли!— Да, — отрезала женщина. — Не то, что вы…— Вы не поедете на своей лошади, — сообщила она Алуэтте.— А что такое, — заозиралась она. — С ней что-то случилось?— Нет, леди. Вы поедете на моей лошади. Трехлетка. Такая же юная и грациозная, как вы, и лучшей кобылы вам не сыскать в этих землях. Конечно, ее не сравнишь с боевым конем, но повозку вашу она довезет хоть на край света.— Но это же ваше достояние! — запротестовала девушка. — Я не могу…Рука Корделии остановила ее:— Мы немедленно вернем кобылу обратно, как только подыщем жеребца, который сможет заменить мою лошадь, — твердо и неукоснительно сказала она. — А вместе с ней — подарки этой доброй женщине и ее односельчанам.Алуэтта увидела улыбку на устах Корделии, и сразу все поняла — это был случай отблагодарить, не подчеркивая благодарность — и дать им урок доброты и щедрости, которой так не хватало в этом селении, и откуда, может быть, произошли все беды поселян, открыв путь нашествию монстров.Она ответила слабой улыбкой и, обратившись к народу, сказала:— Мне будет приятно совершать путешествие в вашей повозке. Спасибо, друзья. Мы очень ценим вашу помощь.Люди заулыбались и захлопали в ладоши.Так полчаса спустя коренастая крестьянская лошаденка бодро семенила меж двумя скакунами. Алуэтта откинулась в двуколке, поглядывая сквозь полог, которые смастерили ей из сосновых веток, на Корделию.— Ты научила меня еще одному доброму делу, леди — никогда не отказываться от подарков и подношений, сделанных от чистого сердца. Правда, мне все равно жаль эту добрую женщину — ведь лошадь могла сослужить ей хорошую службу в хозяйстве.— Мы отблагодарим ее за щедрость, — посулила Корделия. — И учти, я тоже как-то должна была отблагодарить свою спасительницу, вернувшую мне возможность ходить и держаться в седле.— Я рада, — вздохнула Алуэтта, — что у нас есть возможность воздать им добром за добро. — Она потупилась, краснея. — Но я смущена твоим заступничеством — ведь я натворила столько злого. Я строила козни против твоего возлюбленного — конечно, это было только задание, ничего личного — но все же… это такое унижение — я понимаю тебя и страшно раскаиваюсь!— Все это дела давно прошедшие, — успокоила Ртуть, коснувшись руки Алуэтты.— Забудь, — Корделия взяла другую руку Алуэтты. — Мы друзья, сестры по оружию, и ты лишний раз доказала это сегодня.Слезы заструились по щекам Алуэтты.— Ваша доброта уязвляет меня в самое сердце! Я не заслужила!— Вот ты все время и доказываешь свою дружбу, — заметила Ртуть. — Вот откуда берутся эти силы — от раскаяния.— Наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85