Естественно, тело последовало за хвостом. В то же мгновение он нырнул под
собаку и, резко разогнувшись, швырнул злобную тварь через голову.

8
Злобное рычание сменилось отчаянным визгом, когда Элзоу полетел в
пустоту. Грин наклонился, чтобы проследить падение пса. Он ничуть не жалел
его. Он ликовал. Он давно ненавидел этого пса, давно мечтал о такой
минуте.
Вой Элзоу оборвался с глухим ударом о парапет стены рядом с дорожкой.
Тело подпрыгнуло и пропало из виду. Сил у Грина оказалось больше, чем он
предполагал - он хотел лишь перебросить стопятидесятифунтового зверя через
балконные перила, - но времени торжествовать не было. Если собака смогла
пролезть через маленькую дверь, то смогут и солдаты. Он быстро вернулся в
комнату, ожидая встретить по крайней мере дюжину воинов, но там никого не
было. Почему? Единственное, что он мог предположить - они боялись. Ведь он
мог легко поотрубать им головы, пока они на четвереньках лезут в комнату.
Дверь вздрогнула от мощного удара. Они выбрали менее отважный, но
более мудрый способ - применили осадный таран. Грин зарядил пистолет, едва
не просыпав весь порох - так дрожали руки. Он выстрелил, и в дереве
появилась дырка, но все-таки большая часть дроби застряла в древесине:
дверь была слишком толстой для такого оружия.
Грохот оборвался, он услышал, как таран упал на пол при спешном
отступлении. Он улыбнулся. Они все еще действовали по инструкции герцогини
- взять его живым; еще не получили приказа герцога и не хотели лезть на
выстрелы только с мечами в руках. Они даже забыли, что дробь не пробьет
толстое дерево.
- Вот так-то! - произнес Грин вслух. И удивился тому, что голос его
дрожит так же, как и ноги, что он чувствует дикое ликование, прорывающееся
сквозь страх. Это ему нравилось.
"Возможно, - подумал он, - мне нравится это, несмотря на ждущую за
углом смерть, потому что я слишком долго сдерживал свои чувства, а
жестокость - прекрасное средство для выражения негодования и долго
сдерживаемой ярости". Какова бы ни была причина, он знал, что это один из
величайших моментов в его жизни, и если он выживет, то будет вспоминать об
этом с гордостью и удовольствием. Самое странное, что культура его родины
уныла молодежь отвращению к жестокости. К счастью, не до такой степени,
чтобы при мысли о насилии наступал паралич воли. Устойчивых нервных связей
против насилия не установилось, возникло обыкновенное философское
неприятие этого явления. Слава богу, оставалась еще философия тела, самая
древняя и глубокая. И несмотря на то, что человек не может жить без
философии сознания, как не может жить без хлеба, сейчас для Грина она не
существовала. Огненная стихия наполняла теперь его тело и помогала
оставаться живым, хотя смерть стучалась в двери. Она родилась не из
каких-нибудь умственных абстракций, не из углубленных мудрствований.
Грин скатал ковры, разложенные по комнате, чтобы ноги имели хорошую
опору, если понадобится разбегаться. Он надеялся попасть в ров с первого
раза. В противном случае ему придется валяться с переломанными костями на
камнях.
Он приготовился к этому прыжку не потому, что ему больше ничего не
оставалось делать. Просто он оставил запасной выход на тот случай, если
другая задумка не сработает.
Он опять подбежал к буфету и вытащил мешочек пороха весом не менее
пяти фунтов. В горловину мешка он вставил запал и крепко привязал его.
Пока он возился, послышались крики возвратившихся воинов, которые
подобрали свой таран и укрылись за толстыми досками. Он не собирался снова
стрелять; вместо этого он свечой поджег запал. Затем подошел к большой
двери, распахнул собачью дверцу и бросил мешочек через нее. Он отбежал
подальше, хотя вряд ли взрывная волна достала бы его.
На мгновение наступило молчание. Солдаты, наверное, замерли, глядя на
дымящийся фитиль. Затем - грохот! Комната затряслась, сорванная с петель
маленькая дверь упала внутрь, повалил черный дым. Грин нырнул в облако,
встал на четвереньки, проскочил через дверь, отчаянно выругавшись, когда
рукоятка меча зацепилась за раму, оборвал петлю и двинулся вперед в густом
дыму, заполнявшем приемную. Он наткнулся на брошенный таран, потом на
влажное теплое лицо упавшем солдата. Он сильно закашлялся, глотнув дыма,
но продолжал двигаться, пока не уперся головой в стену. Тогда он повернул
направо, где, как он предполагал, была дверь, нащупал ее и прошел в
соседнюю комнату, тоже наполненную дымом. Он словно жук прополз по полу и
наконец осмелился открыть глаза, чтобы оглядеться. Дым чуть поредел, но
все еще сочился в коридор через дверь прямо перед ним. Между полом и
нижним краем облака в чистом пространстве не было видно ног. Тогда он
поднялся и прошел через дверь. Он знал, что слева коридор сворачивал к
лестнице, которая сейчас была наверняка заполнена стражниками. Направо
была другая лестница, ведущая в апартаменты герцога. Он мог идти только
туда.
К счастью, дым был еще достаточно плотным, и стражники, толпящиеся на
левой лестнице, не могли его заметить. Они, наверное, думали, что он до
сих пор в комнатах герцогини. Грин надеялся, что когда они ворвутся туда,
то подумают, что он прыгнул с балкона. В таком случае они тотчас же
ринутся обшаривать ров с водой. И, не найдя его там плавающим или
утонувшим, подумают, что он выбрался на другой берег и скрылся во мраке
города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57