Настоящий музей, подумал Валентин, оглядываясь по сторонам. Вдоль стен стояли аккуратные деревянные шкафчики с идеально прозрачными стеклами, заметными лишь по отражающимся в них огонькам свечей. Во втором ряду от стены располагались открытые кверху музейные стеллажи, в которых на белом бархате лежали весьма любопытные предметы. Под почти невидимым стеклом первой от входа витрины Валентин заметил самую что ни на есть волшебную палочку и невольно сделал шаг в ее направлении, с трудом удержавшись, чтобы не просканировать потенциальный ключ к Черному Камню всей мощью своей магии.
– Это далекое прошлое, Валентин Иванович, – произнес Григорий, становясь рядом с Валентином. – Моя первая волшебная палочка, начало шестнадцатого века, точнее уже и сам не скажу, много лет миновало. Я этот шкафчик давно уже не открываю, дереву вреден воздух нынешней России. Пройдемте чуть дальше, я покажу вам более близкие к нашей теме экспонаты.
Миновав три стеллажа, Григорий остановился у четвертого, в котором одиноко возлежал на неизменно белой подкладке грубо сработанный черный револьвер с длинным стволом. Он так сильно контрастировал с предыдущими явно магическими экспонатами, что Валентин даже включил магическое зрение и несколько секунд таращился на совершенно безобидное орудие убийства. Разумеется, безо всякого результата.
– Это мой самый памятный экспонат, вечное напоминание о прошлых ошибках, – сказал Григорий, щелкая встроенным в стекло металлическим замочком. – Одна тысяча девятьсот шестнадцатый год, совершенно обычный, как сами видите, револьвер. А между тем выстрелом из этого револьвера была убита Российская империя. Наша Российская империя…
– Ваша? – вкрадчиво уточнил Валентин.
– Ну конечно же, наша, – вздохнул старец Григорий. – Мы здесь больше пятисот лет живем, Марциан с пятнадцатого века, я с шестнадцатого. Ордынцев теснили, земли в Московию собирали, церкви строили. С деревянного храма в Пскове начинали, а через пятьсот лет великой страной владели, да не удержали… Вот что для вас, Валентин Иванович, значит корпорация «Будущее»? Свое родное детище, средоточение всех трудов и помыслов. Вот только вы фирму свою три года строили, а мы свою Российскую империю – пять долгих веков.
– А потом ее убили, – кивнул Валентин. – В восемнадцатом, вместе с Николаем Вторым?
Григорий качнул головой.
– Нет, – ответил он. – Никому уже не нужен был тогда Николай, да и раньше он ничего не решал. Из револьвера этого другого человека убили, настоящего. Я специально в Англию ездил, чтобы револьвер этот выкупить; серьезную ошибку мы тогда совершили, ошибку, о которой всегда помнить должно.
– Другого человека? – переспросил Валентин, лихорадочно перебирая в памяти события двадцатого века. Кого же? Столыпина? Эрцгерцога Фердинанда?
– Не гадайте напрасно, Валентин Иванович, – прищурил глаза Григорий. – Людям свойственно украшать не только свои жилища, но и свою память. Среди тех, о ком вы сейчас наверняка подумали, нет важных персон. Империя рухнула, когда был убит всеми ненавидимый, абсолютно бесполезный с людской точки зрения человек. И ладно бы только с людской – нас, бессмертных колдунов, точно так же обвели вокруг пальца.
– Кто обвел? – спросил уже донельзя заинтригованный Валентин. – Неужели иллюминаты?
– Тогда мы еще не знали этого имени, – кивнул Григорий. – Но нас другое незнание погубило: мы не знали тогда истинного положения дел в империи. А вот иллюминаты знали; и когда британский офицер Освальд Рейнер стрелял из этого в пистолета в голову Григория Распутина, он не просто рассчитывал сепаратный мир с Германией предотвратить. Он невысказанный приказ иллюминатов исполнил – разрушить бюрократическую машину Империи, убрать из цепочки людских связей ключевое звено.
– А я слышал, что Распутина убил Пуришкевич, – заметил Валентин. – Впрочем, меня там не было…
– Пуришкевич, – улыбнулся Григорий, – ну как же, конечно, он ведь сам об этом в мемуарах писал. История, Валентин Иванович, пишется лишенными власти людьми под диктовку людей, власть сохранивших. Ну а уж этим людям иногда мы подсказываем, что надобно написать, а иногда они и сами смекают, что говорить, а о чем молчать следует. Что Февральская революция в России была Англией организована, вам кто-нибудь говорил?
– Я только слышал, что Ленин был германский шпион, – улыбнулся Валентин. – Так, выходит, иллюминаты у нас – английские подданные?
– Нет, – перестал улыбаться Григорий. – Английский орден тоже был обманут, а вместе с ним и британское правительство. Вместо продолжения войны англичане получили революцию в России, приведшую к власти прогермански настроенного диктатора. В отличие от английской разведки иллюминаты точно знали, что в сельской России уже началась крестьянская война.
– В декабре девятьсот шестнадцатого?! – присвистнул Валентин. Это что, правда, спросил он у Обруча; вовсю шла, ответил тот. А что ж ты раньше молчал, удивился Валентин; а ты и не спрашивал, констатировал Обруч. Фоменковщина какая-то, подумал Валентин. Скорее бы с ней закончить, с этой историей.
– Ну, не в декабре, конечно, – рассудительно ответил Григорий, – зимой какая война? А вот по осени, да следующей весной усадьбы помещичьи горели как свечки, а хозяева их по городам одно что с голоду не помирали. Вроде бы дело привычное, Смуту пережили, пугачевщину – а тут вдруг оказалось, что целая страна будто между пальцев утекла.
– Как же это вы с пятивековым опытом и так опростоволосились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138