«Ты служишь Святой Ирландии», — сказал он и безбожно занизил цену. Хотя, конечно, мы умудрились продать эти чертовы стволы два раза, так что любая цена была бы в любом случае хорошей.— А первые покупатели не стали разыскивать тебя? — поинтересовался я.— Ну, — сказал он, — это как раз та история, на которую срок давности не распространяется. Они уже не смогли отомстить мне.— Понятно.— За те автоматы я получил хорошие деньги, — задумчиво сказал он, — но как только они уплыли из страны, с оружейным бизнесом я завязал. Кончились стволы — кончился и бизнес.Я подошел к бару и заказал себе еще колы, попросив Барка опустить дольку лимона, чтобы избавиться от приторности.— Что заставило меня поведать тебе эту историю? — спросил Микки, когда я вернулся к нашему столику. — Ну ясно, об оружии зашла речь, но что заставило меня рассказать тебе то, что я никому не рассказываю?— Понятия не имею.— Когда мы с тобой вместе, то так и сыплем рассказами из своего прошлого.Я пригубил бокал; с лимоном кола была значительно лучше.— А ты не спросишь у меня, зачем это вдруг мне потребовался револьвер? — сказал я.— Это ведь не моего ума дело, не так ли?— Кто знает?— Так случилось, что тебе потребовался револьвер, а у меня как раз случайно был один. Не думаю, что ты попытаешься с его помощью убить меня или ограбить бар.— Да, непохоже на то.— А значит, ты и объяснять мне ничего не должен.— Нет, — возразил я, — это тоже интересная история.Я рассказал ему все от начала и до конца. Где-то в середине моего рассказа он рукой провел в воздухе короткую невидимую черту, и Барк в мгновение ока выставил засидевшихся посетителей и принялся закрывать бар. Когда он начал поднимать стулья на столы, Микки отпустил его, заявив, что остальное сделает сам; Барк выключил свет в баре и светильники на потолке и вышел, задвинув за собой металлические жалюзи. Микки сам запер дверь изнутри, откупорил еще одну бутылку виски, и я продолжил свой рассказ.Когда я добрался до конца, Микки еще раз взглянул на портрет Мотли.— Это опасный мерзавец, — сказал он. — По глазам вижу.— Художник, рисовавший портрет, ни разу в жизни не видел его.— Не имеет значения. — Он сложил рисунок и передал его мне. — С этой женщиной ты как-то раз заходил ко мне, — полуутвердительно-полувопросительно сказал он.— Да, ее зовут Элейн.— Да, помню. Она мне понравилась.— Замечательная женщина!— Вы с ней, очевидно, друзья с давних времен?— Уже многие годы.Микки кивнул в ответ.— Тогда, на суде, — сказал он, — этот парень сказал, что ты подставил его. Он и сейчас продолжает утверждать то же самое?— Да.— Это правда?В рассказе я умолчал о том, как все было на самом деле, но каких-либо причин скрывать истину у меня не было.— Да, — ответил я. — Я нанес ему удачный удар, и он свалился без сознания. У него «стеклянная челюсть» — может, помнишь такого боксера — Боба Саттерфилда?— Как можно такое забыть? Он дрался как зверь, пока не получил удар в челюсть и не рухнул как подкошенный. Да, Боб Саттерфилд... Много лет уже я о нем не слышал.— Да, так вот у Мотли челюсть была, как у Саттерфилда. Пока он валялся без сознания, я вложил ему в руку его же револьвер и несколько раз продырявил стены квартиры. Нельзя сказать, что я подставил его, — просто это позволило пришить ему более серьезное обвинение и продержать в тюрьме немного дольше.— А ты был уверен, что на суде она поддержит тебя?— Я знал, что она была готова сделать это.— И ты решил, что так будет лучше для нее?— И до сих пор так думаю.— Ну и как, не подвела она тебя?— Нет, на суде Элейн вела себя стойко, как маленький солдат. Она была уверена, что это было его оружие. Я прихватил с собой небольшой автоматический пистолет — незарегистрированный, конечно — на всякий случай. Он лежал у меня в руке, и я сделал вид, что нашел его, когда обыскивал Мотли. — Элейн и подумать не могла, что это не его пистолет. Затем я на ее глазах вложил его в руку Мотли и сделал несколько выстрелов: на суде она под присягой подтвердила, что Мотли стрелял, пытаясь убить меня; тогда она подтвердила бы все что угодно.— Не каждый решится на такое.— Я знаю.— И в конце концов твой план сработал. Ты все-таки упрятал Мотли за решетку.— Упрятал. Хотя и сомневаюсь теперь, что я добился того, чего хотел.— Почему?— После выхода из тюрьмы он убил уже восемь человек — троих здесь, пятерых в Огайо.— Останься он тогда на свободе, трупов было бы не меньше.— А может, и нет. Но тем самым я дал ему повод выбрать вполне определенных людей в качестве своих жертв. Я сам нарушил закон и теперь пожинаю то, что когда-то посеял.— А что еще тебе оставалось?— Ну, не знаю. Тогда размышлять было некогда, все произошло слишком быстро, и я действовал инстинктивно, автоматически. Теперь я уже не уверен, что поступил правильно.— Да почему? Потому что бросил пить и услышал Глас Господень?Я засмеялся:— Не думаю, что я уже услышал его.— Похоже, что именно этому вы учитесь на своих собраниях. — Поразмыслив, он откупорил бутылку и плеснул себе в бокал еще виски. — Наверное, вы учитесь на них обращаться к Богу по имени.— Друг друга мы всегда зовем по именам. И я твердо верю, что некоторым удается развить в себе способность поддерживать общение со своим Господом.— К тебе это не относится?..Я покачал головой.— Не так-то много мне известно о Боге, — ответил я. — Даже не могу сказать наверняка, верю ли я в него. Каждый день я чувствую это по-разному.— Ага.— Но теперь я уже не так быстро решаюсь сам исполнять роль Бога.— Иногда человеку приходится брать на себя всю ответственность за собственные поступки.— Возможно; теперь я не уверен в этом. По крайней мере гораздо реже чувствую в этом потребность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82