— А затем он проведал о ее прошлом, обезумел и убил ее.— Да нет.— Нет?Элейн отрицательно покачала головой.— Она сразу почему-то все рассказала ему. Для Конни это был мужественный и, как выяснилось, совершенно правильный шаг. Его мало заботило ее прошлое, а преграда, которая могла остаться между ними, разрушилась. Он был гораздо старше Конни, лет на пятнадцать — двадцать, и гораздо опытнее. Филипп очень много путешествовал, несмотря на то, что всю жизнь прожил в Массилоне. Чем занималась его супруга до их знакомства, его не очень волновало. Насколько я понимаю, он даже не задумывался об этом, особенно с тех пор, как увез ее из Нью-Йорка.— И они зажили счастливой жизнью?..Элейн помолчала.— За это время я получила от нее пару писем, — продолжила она через некоторое время. — Только пару, так как я никогда не отвечаю на них, а люди не любят, когда им не отвечают, и перестают писать сами. В основном от Конни приходили открытки к Рождеству. Ты видел когда-нибудь, чтобы к Рождеству присылали открытки с фотографиями детей? А я получила от нее пару таких. Прекрасные ребятишки, да ты и сам можешь себе их представить. Филипп был очень обаятельный мужчина, это видно и по фотографии, а какой была Конни, ты, должно быть, помнишь.— Да.— Жаль, что у меня не сохранилась последняя ее открытка. Я не из тех, кто годами хранит подобные вещи; к десятому января все открытки оказываются в мусорной корзине, так что показать их не могу, а больше уже никогда не получу...Она беззвучно затряслась в рыданиях, но вскоре смогла взять себя в руки и глубоко вздохнула.— Не представляю себе, что могло заставить его пойти на такое, — честно признался я.— Это не его рук дело. Я достаточно хорошо знала его.— Иногда люди могут решиться на самые неожиданные поступки.— К нему это не относится.Я вопросительно посмотрел на нее.— Я не знаю ни одной живой души в Кантоне или Массилоне, — пояснила Элейн. — Там у меня была только одна подруга — Конни, и единственный человек, знавший о нашей с ней дружбе, был Филипп Стэдвант. Теперь оба они мертвы.— Ну и что?— Так кто же прислал мне эту вырезку?— Это мог сделать кто угодно.— Что ты имеешь в виду?— Она могла рассказать о тебе своим новым друзьям или соседям. После этого кошмарного убийства друзья могли найти в бумагах Конни твой адрес и, вполне возможно, решили оповестить тебя о случившемся.— И они послали мне одну лишь вырезку из газеты? И ни слова о случившемся?— А в конверте больше ничего не было?— Ничего.— Возможно, сопроводительное письмо просто забыли положить в конверт в смятении и спешке. Иногда с людьми такое случается.— И даже забыли написать на конверте обратный адрес?— Конверт сохранился?— Да, он в другой комнате. Обычный белый конверт, на котором печатными буквами написано мое имя.— Можно на него взглянуть?Она кивнула. Я опустился в кресло и внимательно посмотрел на картину, за которую какой-нибудь сумасброд мог бы отвалить полсотни тысяч долларов. Однажды я чуть было не разрядил в нее револьвер; об этой истории я не вспоминал уже много лет, но теперь она сразу пришла мне на ум.Конверт оказался точно таким, как его описала Элейн, — дешевым и ничем не примечательным. Имя и адрес были написаны печатными буквами шариковой ручкой. Обратного адреса не было ни внизу, ни с обратной стороны.— Есть штемпель Нью-Йорка, — сказал я.— Вижу.— Так что, если его послали тебе друзья Конни...— ...значит, они привезли газетную вырезку с собой в Нью-Йорк и уже здесь запечатали в конверт и кинули в почтовый ящик.Я встал и в задумчивости подошел к окну.— Есть другое объяснение, — произнес я наконец, повернувшись к Элейн. — Кто-то убил ее, детей и мужа.— Да.— Затем он представил это как кровавую резню, учиненную отцом семейства, и сам позвонил в полицию. Потом дождался, когда о преступлении сообщат местные газеты, вырезал статью, привез в Нью-Йорк и здесь опустил в почтовый ящик.— Да.— Полагаю, ты и сама догадалась, кого я имею в виду.— Тогда он пообещал, что убьет Конни, — сказала она. — И меня. И тебя.— Мало ли чего он пообещал!..— "Тебя и всех твоих девок. Скаддер!". Вот что он сказал тогда тебе.— Немало подонков угрожали мне расправой за эти годы. Нельзя воспринимать всю эту чепуху всерьез. — Я вновь подошел к столу и подержал в руках конверт, как будто пытаясь ощутить окружавшую его тонкую психическую ауру. Если что-то подобное и существовало в действительности, мне не дано было это почувствовать.— Но почему именно сейчас? — удивленно произнес я. — Когда все это было, лет двенадцать назад?— Что-то около этого.— И ты действительно думаешь, что это его работа?— Я абсолютно уверена в этом.— Мотли?— Да.— О Господи!.. — пробормотал я. — Джеймс Лео Мотли! Глава 3 Итак, Джеймс Лео Мотли. Впервые это имя я услышал здесь же, в этой квартире, только не в черно-белой комнате. В один прекрасный день я позвонил по телефону Элейн, договорился о встрече и вскоре приехал. У нее уже был готов коньяк для меня и диетическая кола — для себя, и несколькими минутами позже мы оказались в ее постели. Неожиданно мне бросилось в глаза странное пятно на грудной клетке; я показал на него пальцем и поинтересовался, что это такое.— Я тут тебе чуть было не позвонила, — объяснила она. — У меня вчера днем был посетитель.— Ну и что?— Новый, прежде я его не видела. Он позвонил, сказал, что он друг Конни. Той самой Конни Куперман, помнишь?— Конечно, помню.— Сказал, что она дала ему мой номер. Мы поговорили, все было нормально, и вскоре он приехал. И не понравился мне с первого взгляда.— Что же в нем было такого?— Не знаю. Мне показалось, что в нем есть что-то роковое, сверхъестественное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82