— Он уехал нынче утром. Торопился на встречу, которая должна была состояться где-то неподалеку. Думаю, он вот-вот вернется. Как видите, наш багаж уже уложен, и мы совсем готовы к отъезду. Вообще-то мы собирались тронуться в путь еще до обеда.
Уловив, что его собеседник скорее раздражен, чем обеспокоен, Ренд решил пошутить:
— Ох уж эти родители! Требуют от нас вежливости и пунктуальности, а сами то и дело опаздывают. Ничего, с годами мы наверняка станем похожими на них.
Хаутон рассмеялся.
— Я непременно передам отцу вашу благодарность, — сказал он. — Прощайте, сэр. Я не знаю, когда нам теперь доведется свидеться.
— Может быть, этой же зимой в Лондоне? Вы приедете туда?
— Возможно, возможно… Насколько мне известно, вы и леди Рендал тоже собираетесь покинуть Дисайд?
— Мы уезжаем завтра на рассвете.
— Неужели такая поспешность вызвана тем, что вы полагаете, будто тут ей угрожает опасность?
Ренду очень не понравилось выдвинутое предположение, и он вежливо улыбнулся:
— Ну что вы! Нет, конечно. Я давно уже намеревался познакомить леди Рендал с ее новыми родственниками… а потом мы непременно вернемся в Дисайд. Моя жена так любит эти края!
Однако Рендал торопился в Англию не только потому, что хотел поскорее представить Кейтлин родным. Он надеялся продолжить расследование, начатое им в Дисайде, и выяснить наконец, кто же был отцом его жены. Его заинтересовало имя Ивена Гранта, и он захотел поговорить с леди Рендал-старшей и узнать от нее об этом человеке хотя бы что-нибудь. А потом он намеревался встретиться с дядюшкой — ведь отец Дэвида бывал в Страткерне не реже, чем отец самого Ренда.
Хотя, по совести говоря, Ренда сейчас занимала не столько фамилия его покойного тестя, сколько история Ивена Гранта. Даже если бы выяснилось, что отцом Кейтлин был простой солдат, Ренд не огорчился бы. Он слишком любил свою жену, чтобы думать о том, из какой семьи она происходит. И ему не нравились те люди из его круга, которые сначала выясняли родословную своего нового знакомого и лишь потом протягивали ему руку. Ренд был на войне и видел представителей самых родовитых семейств Англии, которые не только трусили, но даже шли на предательство. Так что он давно уже знал цену титулам и не придавал им особого значения.
Ивен Грант, Ивен Грант… Не может быть, чтобы человек сгинул без следа, точно камень, брошенный в воду. Кто-нибудь наверняка слышал о нем, кто-нибудь наверняка захочет рассказать Ренду о его судьбе. А вот станет ли потом Ренд посвящать Кейтлин в детали биографии мистера Гранта, это неизвестно. Главное сейчас — узнать, как сложилась его жизнь.
Что же до нападения собак на Кейтлин, то Ренд был почти уверен, что произошел несчастный случай. Он, конечно, не собирался прощать того глупца, который решился выстрелить в свору, чтобы отогнать ее от женщины, но думал, что человек этот — просто трус, не решившийся выйти и назвать себя. Вряд ли кто-нибудь действительно злоумышлял против Кейтлин. Кому, право, могла помешать его жена?
Вот о чем он думал, сидя в столовой Гленшилов и потягивая виски. Это был их последний вечер в Дисайде, и потому после обеда дамы не покинули мужчин, а остались в их обществе. Конечно, на столе не было ничего, кроме графина с виски. Какой там портвейн! Старый Гленшил считал этот напиток слишком вульгарным и слишком уж заморским и говорил, что он может прийтись по вкусу только жителям равнин или каким-нибудь там иностранцам. И Ренд невольно улыбнулся, вспомнив о своих погребах в сассекском поместье, где хранилось несколько бочонков изысканного и благоуханного портвейна, доставленного из Португалии.
Разговор все время вертелся вокруг вчерашнего происшествия с Кейтлин.
— Ох уж этот Дарок! — презрительно бросил Гленшил. — Надо же, не смог уследить за собственными собаками!
Кейтлин сказала обеспокоенно:
— Дедушка, Бокейн остается здесь. Пожалуйста, присмотри за ней, хорошо:
Прежде чем Гленшил успел ответить, Шарлотта воскликнула:
— Нет-нет, Кейтлин, не вздумай привозить ее в этот дом! Когда ты однажды уезжала в Абердин, твой пес стал подобен дикому зверю. К Бокейн нельзя было тогда подступиться. Я боялась, что она загрызет кого-нибудь насмерть.
— Ты преувеличиваешь, женщина! — нахмурился Гленшил. — Собака немного поволновалась — вот и все.
— Да она же набросилась на меня!
— Кейтлин, это лишнее, право, лишнее, — вмешался в разговор Ренд. — Серль позаботится о Бокейн, ты же знаешь.
Но Дональд Рендал улыбнулся Кейтлин и пообещал:
— Я найду для твоей любимицы место в конюшне и послежу за тем, чтобы она чувствовала себя хорошо. А ты, Шарлотта, не беспокойся. Бокейн не станет без присмотра бродить по дому.
* * *
Бокейн немного передохнула, а потом опять занялась делом. Весь последний день она пыталась сорвать с себя ненавистный намордник, чтобы в случае необходимости суметь пустить в ход свои мощные челюсти. Однако намордник не поддавался, и шерсть на собачьем загривке встала дыбом, потому что Бокейн была раздосадована и злилась.
Когда скрипнули дверные петли и кто-то прошел по каменному полу конюшни, Бокейн оставила намордник в покое и принюхалась. Запах был знакомый и не пугал ее, поэтому собака опять вцепилась лапами в ремни, опутывавшие ее морду.
— Бедняжка, как же мне жаль тебя! — у входа в стойло появилась Фиона. Покачав сочувственно головой, она поставила фонарь на пол и опустилась возле собаки на колени. — Прекрати, Бокейн, прекрати же, слышишь? Ведь ты не можешь пока обойтись без намордника. Так говорит Серль, а он все знает о собаках.
Бокейн склонила голову набок и внимательно посмотрела на Фиону большими умными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123