Зло взорвет ваш мир».
– Так и сказал? Кто он?
– Вестник. Я – избранный. Я – спасусь. Я должен отдать долг.
– Какой долг?
– Я, курсант Серебряков…
Госпитальер понял, что теряет контакт с «раковиной». В глазах померкло. Он начал заваливаться набок, падая с кресла.
Филатов кинулся к нему и поддержал его.
– Я в порядке, – кивнул Сомов, отводя руку друга. – Уходим.

***
Арена представляла собой стеклянный круг метров семидесяти диаметром, над которым в семи метрах завис, удерживаемый едва различимыми витыми колоннами, такой же круг, утыканный, как еж иголками, тонкими антеннами сенсорнаведения.
Арене было далеко до Большой Арены Нью-Тауна – гигантского суперсовременного сооружения, оснащенного самой совершенной аппаратурой для массовых сенсоригрищ и объемных садомахов – та могла вместить до миллиона человек, психокинетический напор, когда она заполнялась хотя бы на треть, был такой силы, что прокатывался по Нью-Тауну, и даже на окраинах всю ночь не могли прийти в себя собаки, мяукали коты и утром головная боль мучила людей, не додумавшихся включить на ночь электромагнитную защиту.
Малый Мадрид – город в пяти тысячах миль от Нью-Тауна – заслужил славу обители умеренных, а то и патриархальных нравов. Поэтому сенсоригрища на местной Арене были вполне пристойными. До композиций новой звезды сезона Стала Людолюба здесь было далеко.
К часу ночи сюда стали стекаться люди. Сотни людей. До начала сенсоригрища оставалось полчаса, и агрессивные плоскуны, шокирующие голонудисты, взведенные «отпадники» – искатели сенсорудрволъствий, неразборчивые во вкусах волновые наркоманы и просто пристойные граждане толкались в ожидании сеанса.
Все было как всегда. У кого-то еще до начала представления начался припадок наркоголодания, и дежурящий врач в сопровождении киберпаука-медика начал колдовать над несчастным, угощая того небольшой дозой электромагнитного нарковоздействия.
Здесь была своя тусовка. Многие люди знали друг друга. Сновали торговцы запрещенными тяжелыми нейросенсориками. Витал запах эротических духов-возбудителей и нового модного одеколона, пахнущего отвратной гнилью. Кого-то ткнули виброножом, и доктору опять нашлась работа, через три минуты появился глайдер с реанимационным контейнером, а полицейский-робот начал журить скованного в наручники плоскуна, не обращая внимания на сыпящиеся удары железных прутьев и виброножей, которыми награждали его товарищи задержанного.
Наконец робот выписал правонарушителю штраф, и отъехал на бронегусеницах в сторону.
Так что все было относительно тихо, пристойно и не предвещало неприятностей.
И вот действо началось.
Джек Поганец – гастролирующий представитель умеренного направления кретинрока – воспарил на гравиплатформе над Ареной. Он был коротко стрижен, похож на банковского служащего, одет в темный смокинг и бабочку.
Вспыхнул и начал переливаться свет – он вспучивался ядерными грибами, плел лазерные кружева. Он бил по глазам и по нервам. Потом на уши надавил неслышимый инфразвук, вызвав укол пьянящего ужаса.
Начали появляться и рушиться беспорядочные абстрактные СТ-проекции. И это в полном молчании.
– Ура, слизни! – прокатился голос Джека Поганца.
– Слизни, слизни! – завизжала толпа.
Джек сделал движение, и из его рукавов посыпались звезды. Они касались лиц людей, полыхая жаром, но не причиняя вреда. По Арене поползла жуткая вонь.
– Грязные, вонючие, мерзкие, пахучие. Кто? – взвизгнул Джек.
– Мы! – заревела толпа.
– Слизни!
Голос его становился громче. Он рокотал весенним громом, и спасения от него не было. Но никто и не искал спасения. Всем хотелось большего. Все знали, что это только начало.
Иголки генератора сенсорнаведения начали подрагивать и покрылись зелеными и синими молниями.
– Блюй на смокинг ближнего! – заорал Джек.
– Слизни! Да! – взревела толпа.
И каждый в ней ощутил, что волна приятной боли обрушивается на него, что он перестает быть собой, а становится частью в унисон ревущей толпы.
– Испражняйся! – орал Джек.
– Слизни! – вторила толпа.
– Сношайся! – визжал Джек.
– Слизни! – вторила толпа.
– Вонючки, пахучки! – бил себя кулаками по телу Джек.
– Мы-ы-ы! – радостно выла толпа.
Усики генератора накалялись все больше. Все дальше в людях отходило осознание собственного эго. Радостная разрушительная волна несла людей вперед. Там, где в нарастающей вони, в океане отвратного вкуса, появившегося во рту, в легкой боли маячил черным и желанным провалом ОН! МАЯЧИЛ КАЙФ!
– Ползучие, гнойные! – взвизгнул Джек.
– Мы!
– Поганые и беспокойные!
– Слизни!
Гравиплатформа кружила все быстрее. На ней катался и корчился, бился в припадке Джек. И волны его чувств, напор его отвращения, злости и агрессии считывались аппаратурой и передавались через усилители на всю беснующуюся, ревущую толпу…
Гравиплатформа заложила новый вираж. Толпа бесновалась синхронно. И никто не обращал внимания на одного человека, выпавшего из нее. Он стоял, уставившись вдаль, и не обращал ни на что ровным счетом никакого внимания.
Он вздрогнул. Его лицо изменилось, по нему прошла судорога. И вдруг летящая над ним Гравиплатформа накренилась. Дернулась. И начала медленно заваливаться на бок. Она приподнялась на метр и рухнула, впилилась в пол. Чудом придавило лишь двух человек. Джек упал на пол и, не в силах вернуться в действительность, продолжал кататься по полу, что-то повизгивая.
А тем временем усики сенсоргенератора наверху начали корежиться. Они изгибались неведомой силой.
А человек стоял в центре начавшей бурлить толпы и глядел перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98