— И то лишь из любопытства. А уж если бы им пришлось выбирать между красивым молодым человеком из вашего бывшего окружения и таким неуклюжим дикарем…
— Никакой вы не неуклюжий, — перебила его Регина, и он даже опешил слегка, с таким возмущением это было сказано. Вдруг ее пальцы запутались у него в волосах. — Если хотите знать, я нахожу вас весьма… эффектным.
Вообще говоря, она слегка покривила душой, так ей хотелось развеять его мрачное настроение. Но как ни странно, это сработало.
— Эффектным, значит? Что ж, неплохо… Регина осторожно погладила его по щеке:
— Ну а теперь, когда мы женаты, может, вы расскажете наконец, откуда у вас этот шрам?
— Святители небесные, для чего вам это знать?
— Потому что я ваша жена. И мне хочется знать о вас все. — Регина с притворным гневом расправила плечи. — А если вы станете молчать, то я буду колоть вас своим воротничком! — пригрозила она.
Неуверенная улыбка тронула губы Маркуса.
— Ладно, ваша взяла. Хватит с меня и одного шрама.
— Вы ведь получили его не при падении с лошади, я угадала? — спросила Регина.
Тяжело вздохнув, он посадил ее поудобнее.
— Нет, конечно. Там, в «Олмаке», вы были абсолютно правы — это ожог. От раскаленной кочерги.
Лоб Регины прорезала глубокая морщина.
— Ожог?! — ахнула она. — На лице?!
— Ну, справедливости ради замечу, что человек, у которого кочерга оказалась в руках, не собирался ударить меня по лицу. Если бы удар пришелся по спине, как и было задумано, то пострадал бы только мой сюртук, а я отделался бы синяком. Но я обернулся, и кочерга попала мне по щеке.
— О, мой бедный… дорогой… — В глазах Регины блеснули слезы. Она ласково погладила его по изуродованной щеке, словно давний ожог еще мог болеть. — Как ты, должно быть, мучился…
«Дорогой»! Она назвала его «дорогой»! Эх и дурак же он — нужно было с самого начала рассказать ей, откуда у него этот проклятый шрам!
— Да, некоторое время было довольно больно, — мрачно признался он. — Но мне пришлось бы куда хуже, если бы не моя не по летам развитая сестра. Бедная крошка настояла на том, чтобы самолично менять мне повязки, пропитанные каким-то чудодейственным бальзамом, рецепт которого она вычитала в одном дамском журнале. Как бы то ни было, но он действительно мне помог.
— Луиза была там?! — поразилась Регина.
— Нет, нет, она не видела, как это произошло, а я никогда не рассказывал ей, что было на самом деле. Но в то время она была дома.
Глаза Регины подозрительно сузились.
— Это случилось в Каслмейне? — инквизиторским тоном осведомилась она. — И кто же, интересно, осмелился поднять на вас руку? Да еще в вашем собственном доме?
— Не думаю, что вам стоит это знать… — Его охватил такой стыд, что Маркус отвел глаза. Ему было страшно даже думать о том, что может прийти ей в голову…
— Нет уж, извините. Я хочу это знать! В конце концов, я ваша жена. — Внезапно губы ее задрожали. — Вы можете рассказать мне все, дорогой!
«Дорогой»! Снова это сладкое слово! У Маркуса никогда и в мыслях не было, что женщина когда-нибудь сможет сказать про него «дорогой»… Тем более Регина. На мгновение он онемел.
— Это была моя мать…
Какое-то время она смотрела на него с открытым ртом. Маркус помрачнел — теперь его жена поняла наконец, в какую чудовищную семью она вошла… и уже горько раскаивается, что совершила такую глупость.
Он ждал слез, упреков — и страшно растерялся, когда ее лицо вдруг исказилось яростью.
— Ваша мать?! Ваша мать ударила вас кочергой?! Да как она могла?! Эх, жаль, что ее тут нет! Я бы… я бы… Впрочем, у меня еще будет время придумать, как ей отомстить! Ужас, какой! Ударить собственного сына раскаленной кочергой, да еще по лицу?! Что она — с ума сошла?! Чудовище, а не женщина!
Регину трясло от негодования. Маркус даже оторопел слегка — ничего подобного он не ожидал. Неужели она так расстроилась из-за него?
— Ну, это уж слишком… — пробормотал он. — Просто она была не в себе. Пришла в ярость и… по-моему, даже не понимала, что делает.
— Разве что-нибудь может оправдать женщину, когда она поднимает руку на собственного ребенка!
Маркус почувствовал себя на редкость неловко — впервые в жизни ему приходилось защищать свою мать.
— Она как раз собиралась поворошить угли в камине, чтобы огонь разгорелся пожарче. И в этот момент я потребовал, чтобы они с Принни навсегда убрались из Каслмейна. Теперь, став владельцем замка, я имел на это право. Это привело ее в бешенство. Принни запротестовал, и тогда я сказал ему все, что накипело у меня на душе, о… — Маркус осекся. Ему не хотелось об этом говорить, во всяком случае, сегодня. — Как бы то ни было, она потеряла голову. И бросилась на меня с кочергой. Принни вскрикнул: «Осторожно!» Я обернулся. И вот, пожалуйста. С тех пор у меня на щеке этот шрам.
— Ее следовало повесить за то, что она изуродовала ваше прекрасное лицо, — стиснув зубы, ледяным тоном процедила Регина.
Его прекрасное лицо?! Так жена находит его привлекательным?! Поразительно!
— Она уже получила свое. Принни так и не простил ей этой выходки. Впрочем, и того, что его вышвырнули из замка, как нагадившего кота, тоже. Для них обоих это стало началом конца. А как вы думаете, почему она распускает обо мне все эти ужасные слухи? О том, как мерзко я якобы вел себя с ней, как заставил умирающего отца вычеркнуть ее из завещания, и прочую чепуху? Просто мать так и не простила мне того, что из-за меня прервалась ее связь с Принни.
— Это не ваша, а ее собственная вина! А вы почему молчите? — напала на растерявшегося мужа Регина.
Он пожал плечами:
— Предлагаете разболтать всем о том, что моя собственная мать ненавидела меня до такой степени, что, не задумываясь, ударила по лицу раскаленной кочергой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125