— Я подумала, что можно обидеть обоих, пригласив их вместе.
— И ты самостоятельно решила отменить мой приказ? — вкрадчиво повторил он. — Иди сюда!
Резкий окрик согнал остатки краски с лица Летиции. Она испуганно прижалась к двери.
— Ты что, не слышишь? — Голос Филиппа снова сделался шелковистым.
В страхе Летиция сделала шаг навстречу мужу и закрылась от удара, который, знала, должен сейчас последовать.
— Опусти руку! — Голос был мягок, но глаза вспыхнули злобным удовольствием: он любил наблюдать ее ужас и беспомощность.
Вся дрожа, Летиция опустила руку.
Филипп замахнулся, но он не собирался бить ее сегодня, когда через час к ним должны были прийти гости. Отец Летиции — безнадежный дурак, но даже он мог возмутиться, увидев синяки на лице дочери.
Он взял жену за запястье, выкрутил руку и стал ждать, когда в ее глазах забьется боль. Как только она закричала, он ослабил нажим.
— Запомни на будущее: ты должна в точности выполнять мои распоряжения, — холодно произнес он. — Не забудешь?
Летиция, всхлипывая, растирала запястье.
— Так как, не забудешь?
— Нет, милорд, — прошептала она сквозь слезы. Филипп смотрел на жену: по ее мясистым щекам катились слезы, вызывавшие в нем только отвращение; платье из пурпурной тафты не могло скрыть изъяны расплывшейся фигуры; тонкие, мышиного цвета волосы милосердно прятал огромный напудренный парик, но дурной вкус подсказал украсить его красными страусовыми перьями, которые смешно раскачивались, делая фигуру Летиции комической.
— Уходи, — с отвращением процедил Филипп. — И нарумянь лицо. Оно бледное, как полудохлая лягушка.
Летиция, рыдая, не в силах взять себя в руки, чтобы скрыть от слуг свой позор, побежала в детскую, где в колыбельке лежало ее единственное утешение.
Няня взглянула на заплаканное лицо госпожи и тактично опустила глаза, занявшись шитьем.
— Она вела себя хорошо? — наконец сумела выдавить из себя леди Уиндхэм, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
— Настоящий ангел, миледи, — улыбнулась няня спящей леди Сюзанне. — Просто золотце.
Летиция осторожно погладила пухлую гладкую щечку. Граф не занимался Сюзанной, потому что она не родилась мальчиком, а Летиция знала, что происходит с теми, кого невзлюбит ее муж, независимо от того, есть ли в том их вина или нет. Женщина вздрогнула и поклялась себе, что найдет способ защитить девочку от злобных выходок отца.
Глава 6
— Папа, я принесла лекарство! — Снимая на ходу плащ, в комнату торопливо вошла Октавия. Отец зашелся кашлем и, казалось, не слышал ее.
— Как же, поможет оно! — отозвался Оливер Морган, когда затих последний, сотрясающий все тело приступ. — Один перевод денег. Мне нужнее бумага для статьи, а непослушная дочь… — Новый приступ прервал его слова: старик скрючился на узкой кровати, седая голова тряслась.
Октавия слишком привыкла к упрекам, чтобы обращать на них внимание.
— Сам знаешь, доктор велел принимать лекарство, — терпеливо ответила она и встряхнула небольшой пузырек, который стоил ей трех из ее драгоценных шиллингов. — Аптекарь на этот раз сделал микстуру специально для нас. — Она аккуратно отмерила оловянной ложечкой дозу.
— Вот, папа. — Октавия подошла к кровати. Оливер сердито посмотрел на нее, запавшие глаза лихорадочно горели.
— Все проклятый уголь, — проворчал он. — Если бы у нас были приличные дрова, я бы не кашлял.
— В Лондоне дров нет ни у кого, — терпеливо объяснила Октавия. — Во всяком случае, у людей с нашими деньгами. — Она наклонилась, чтобы поддержать отца за плечи, и поднесла к его губам ложку.
Сначала ей показалось, что он сейчас оттолкнет ее руку, но отец внезапно выпрямился, вырвал у нее ложку и проглотил содержимое:
— Черт побери, я еще не на смертном одре, дочка! «Вот и хорошо», — подумала Октавия. Лекарство содержало изрядную дозу опиума и должно принести желанный сон и успокоить кашель. Покой для них обоих наступал лишь тогда, когда старик спал.
Она положила ложку рядом с пузырьком, взбила подушку и расправила одеяло.
— Хочешь еще что-нибудь?
— Пергаментную бумагу. — Он снова лег, не сдержав стона слабости.
— Чтобы купить бумагу, придется заложить Вергилия. А без него ты работать не можешь. Завтра надо будет найти какую-нибудь работу — у нас осталось всего несколько шиллингов. Вот тогда я куплю тебе пергамент.
В глазах отца промелькнула растерянность, раздраженное выражение лица исчезло и на секунду сменилось испуганным смущением, но уже в следующее мгновение он закрыл глаза.
Октавия тихонько отошла от кровати. Огонь в камине едва теплился, и девушка подбросила еще немного угля. Это было роскошью, но день стоял промозглый, и стекла изнутри были покрыты инеем. Отец впал в детство и, похоже, не понимал реального положения вещей, не понимал, что именно его непрактичность, а то и просто глупость привела их в этот убогий дом. В редкие минуты прозрения он сознательно отворачивался от истины, не имея душевных сил посмотреть в глаза лишениям и бедности.
Конечно, ядовитый угольный дым вреден для его легких, думала Октавия, но по крайней мере у них было тепло в отличие от большинства соседей, которые ютились в ледяных подвалах и чердаках. По их меркам Оливер Морган с дочерью были сказочно богатыми людьми.
С кровати доносилось хриплое, но равномерное дыхание отца. Октавия успокоилась и стала придумывать, как провести несколько часов блаженного одиночества. В Хартридж Фолли она бы уселась с книгой, или стала бы играть на клавикордах, или отправилась бы гулять в парк.
Октавия безжалостно оборвала воспоминания: от них становилось еще тяжелее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110