«Господа должны вести себя подобающе, и горничные – тоже подобающе», – говорила она, но в ответ Каролина только смеялась. Тогда роль служанки еще не казалась ей привлекательной, превращение совершилось внезапно.Но, как бы там ни было, я не собиралась ее поощрять.И вот однажды, очень давно, Каролина сказала нечто такое, о чем я потом много думала. У нас в доме прислуживала одна старуха, ее звали Флорой, и дела у нее шли совсем плохо. Флора жила в древней, полуразвалившейся лачуге; время от времени мы приходили проведать ее и приносили немного еды. Жилище ее почти всегда выглядело ужасно: грязь, нищета; но однажды беспорядок особенно поразил нас, и мы с Каролиной, объединив усилия, сделали настоящую уборку: отскребли пол, вымыли окна и прочее. В то время я еще не была привычна к работе, но, взявшись за дело, старалась изо всех сил. Каролина заметила это и по дороге домой, взяв меня под руку, сказала:– А ведь мы вместе могли бы наняться в какой-нибудь дом горничными – я и ты. Вот было бы славно!Ее слова были для меня высшей похвалой, и я чувствовала себя как никогда счастливой.Спустя какое-то время, когда мы с Каролиной остались наедине, я напомнила ей о том разговоре.– Это твои слова. Помнишь?Каролина опустила глаза и уставилась в таз с грязной посудой. Теперь я не могла видеть ее лицо.– Неужели я так и сказала?– Да, так и сказала.Она поваландала тряпку в мыльной воде. Потом задумчиво проговорила:– С тех пор, наверное, прошло много времени…– Так значит, ты ничего не помнишь?Каролина молчала.– Может, ты передумала?Тут она взяла мокрую тряпку и, скомкав, швырнула в таз с такой силой, что вода брызнула во все стороны. Ее саму окатило с головы до ног.– А вот и не передумала.Каролина рассмеялась, окинула меня взглядом, снова макнула тряпку в воду и бросила мне.– Тогда почему бы нам так и не сделать?– Так – это как?Я кинула тряпку обратно.– Почему бы нам не наняться к кому-нибудь в горничные? Ведь еще не поздно.Она снова шлепнула тряпку в таз, снова полетели брызги; крича и смеясь, мы начали вырывать ее друг у друга и залили весь пол. Получилась целая морская баталия.В этот момент в дверях появилась мама.– Да вы просто дети!Мама ничуть не рассердилась, а только отправила меня в комнату переодеться, потому что я промокла насквозь.В один миг скрытое напряжение между мной и Каролиной исчезло. Рассеялись все мои подозрения и страхи.Я была счастлива. Пусть мы даже не найдем подходящего места, но теперь я знаю, что Каролина верит в меня и по-прежнему думает, что мы бы могли работать вместе.В тот день мы больше не виделись, я нарочно оставила Каролину в покое. Нам обеим требовалось время подумать.Мы встретились в саду только вечером.На улице было еще светло, Каролина вышла нарвать нарциссов для вазы, которая стояла на мамином пианино. Чуть подальше у клумбы Ловиса, стоя на коленях, выпалывала сорняки. Я боялась, что она нас услышит.– Ты ведь не думала шутить, правда? – шепнула я на ухо Каролине, которая наклонилась к цветам.– Конечно нет.Она выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был серьезен. Мы долго стояли, читая мысли друг друга, и с той минуты стали союзницами. Мы решили, что уйдем из дома. Вместе.Но как?– Надо бежать, – прошептала я.– Нет-нет… – Каролина замотала головой. – Бежать глупо.– Но ведь родители…– Они нам не помеха.– Еще какая помеха!– Почему? Что плохого в том, что ты хочешь работать? Не волнуйся. Это уладится.Она улыбнулась. Каролина была верна себе. Она почти заставила меня поверить, что все и вправду будет так просто, как она говорит. Я тоже улыбнулась.В эту минуту с клумбы поднялась Ловиса.– Вечер-то какой чудесный! – воскликнула она.– Да, правда! – отозвалась Каролина.На миг я почувствовала себя абсолютно счастливой; я закрыла глаза и глубоко потянула воздух. Слышались неумолчные трели дроздов, и мне казалось, что впереди – новая жизнь.Открыв глаза, я увидела перед собой расцветший каштан. На горизонте, словно роза, алело солнце. Оно уже почти село, позолотив на прощанье воздух, которым мы дышали, и покрыв весь мир мерцанием.Каролина подставила лицо свету и загадочно улыбнулась.– Солнце обращает боль в золото, – прошептала она.– Что ты сказала?Ее глаза расширились, взгляд приобрел какое-то неизъяснимое выражение.– Старинное алхимическое правило. Ты разве не знала?Я ничего не знала об алхимии, но боль прошла – я это чувствовала. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Начались летние каникулы, уже пора было ехать в деревню, но мама все откладывала переезд: папа никак не хотел трогаться с места. Это повторялось каждый год: папа говорил, чтобы мама ехала с нами, а он останется в городе и будет работать.Папины мысли безраздельно занимал фундаментальный труд об Эммануэле Сведенборге, над которым он работал уже много лет. Папе хотелось закончить книгу летом, до начала учебного года, потому что с осени большую часть времени будет занимать преподавание.Он уверял, что справится один, но мама знала папину непрактичность, которая к тому же усугублялась рассеянностью, и не решалась оставить его без опеки. В итоге мы решили, что Ловиса останется в городе и присмотрит за папой, если уж никак не удастся уговорить его ехать вместе со всеми. Мама не переставала надеяться до последнего и тянула с отъездом: опыт не научил ее, что ждать папу бесполезно. Папа только казался покладистым, но на самом деле всегда добивался своего.Каролина должна была ехать в деревню с нами, а затем сменить Ловису, чтобы та тоже могла пожить за городом.После Ивана Купалы Роланду предстояло ехать к священнику в Нэрке, на конфирмацию. Поначалу мама пыталась убедить меня ехать с ним и тоже пройти обряд, но я решительно отказалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101