— Мне нужно было приехать раньше, — виновато произнес Иэн, — но…
Он оборвал себя. Он не должен говорить ей, почему задержался.
— Я понимаю, — успокоила его Элинор. Иэн не стал оспаривать ее заблуждение. Она полагала, что это король задержал его по злобе или капризу. Хотя на этот раз Джон был ни при чем, Иэн особо не стеснялся возлагать вину на него. Король был виновен достаточно часто, и одним грешком больше или меньше, уже не имело значения.
— О Боже! — воскликнула Элинор, когда полоса солнечного света достигла порога спальни Иэна. — Как мы заболтались! Мы уже пропустили первую мессу. Мне нужно бежать одеваться. Я пришлю к тебе оруженосцев.
— Подожди, Элинор. Ты говорила Адаму и Джоанне? Как… ты хочешь, чтобы я обращался к ним? И они ко мне? Она не вернулась и даже не повернула головы.
— Я ничего им не говорила.
— Ты хочешь, чтобы я им сказал? Что, ты думаешь, мне следует сказать им?! Они расстроятся? Рассердятся?
Элинор медленно развернулась, прижимаясь спиной к дверной раме, чтобы Иэн не видел, как она вцепилась в нее руками.
— На каждый твой вопрос я могу ответить только одно: я не знаю.
— Ради всех святых, Элинор, ты должна верить, что я не имею желания отнять у детей Саймона их отца.
— Тут ты ничем не можешь помочь, — прошептала она. — Очень скоро Адам вообще забудет его — он останется просто именем в твоих или моих устах. Ему шел только шестой год, когда Саймон заболел. Он сам захочет забыть отца, который не мог подняться по лестнице или взять в руки меч.
— Тебе не стоит беспокоиться об этом. Я увековечу его память.
Бесполезно было объяснять Иэну, что память об отце будет иметь имя Саймона, но облик Иэна. Элинор знала, что это было бы лучше всего. Так Адам не будет страдать от вины, что изменил отцу. Для него Саймон и Иэн станут одним отцом. С Джоанной, правда, дело обстояло сложнее. Элинор согласно кивнула на предложение Иэна и выразила свою последнюю мысль вслух:
— Не огорчайся, если Джоанна поначалу немного рассердится.
— Как это ты предлагаешь мне не огорчаться? — взволнованно произнес Иэн. — Как я смогу не огорчаться, если Джоанна, которая всегда любила меня, после этого возненавидит?!
— Она не возненавидит тебя, — уверила его Элинор. — Только прояви терпение. Дай ей немного времени.
К счастью, все прошло гораздо проще, чем ожидали Иэн и Элинор. Когда Иэн вышел к столу, уставленному хлебом и вином, которыми обычно прерывался ночной пост, он был в полном обмундировании, за исключением шлема и рукавиц. Тут же поднялся двойной крик протеста:
— Ты обещал остаться на день! Ты проспал почти все время. Это нечестно!
— Тихо! — прогремел Иэн.
В комнате воцарилась тишина. Дети вытаращили глаза. Слуги в страхе застыли. Даже Элинор затаила дыхание. Иэн никогда не кричал на детей.
— Я никуда не уезжаю, — сказал он, улыбнувшись, — но как я могу что-то объяснить, если вы хором кричите и я не слышу собственного голоса?
Адам соскочил с лавки, пролез под столом и страстно обнял ноги Иэна. Элинор тихо посмеивалась. Слуги, оцепеневшие было от ужаса, как если бы хорошо знакомый гость вдруг стал бы им угрожать, занялись своими делами. Оруженосцы, стоявшие за его спиной, чувствовали себя неуютно. Они знали, как принято вести себя оруженосцам гостя замка, но в этой неформальной семейной обстановке растерялись. Старший из них, Оуэн, сын Ллевелина, просто ждал. Он хорошо знал своего господина и был уверен, что ему без злобы или необоснованных наказаний прикажут, что надо делать. Младший, Джеффри, сын Вильяма Солсбери, прежде чем оказаться в свите Иэна, был придворным пажом. Месяца хорошего обращения было недостаточно, чтобы стереть из его памяти ужасы трех лет службы у королевы Изабеллы. Он застыл, стараясь изо всех сил скрыть страх.
— Как долго ты пробудешь здесь? Сколько? — умоляюще спрашивал Адам.
Возможность объясниться с детьми представлялась слишком удачной, чтобы не воспользоваться ею, и Иэн был слишком хорошим тактиком, чтобы не увидеть этого. Он опустил руку на голову мальчика, но глаза его уперлись в Элинор.
— Я вообще не собираюсь уезжать никогда, если только мне не придется откликнуться на зов короля или заняться каким-то важным делом, где тебе будет опасно быть со мной. — Он готов был остановиться на этом, но глаза Элинор поддержали его, и он продолжал: — Я попросил твою маму стать моей женой, и она согласилась. Отныне и навсегда я буду твоим опекуном.
— Мама?! — выдохнула Джоанна.
— Лорд Иэн оказал мне честь, предложив стать его женой, и я приняла его предложение, — сухо подтвердила Элинор. — Отныне ты должна слушаться его, как слушалась бы своего отца и мать.
— Ты научишь меня сражаться на турнирах? — радостно спросил Адам.
— Когда ты немного подрастешь.
— Я уже и так подрос. Я большой и сильный. Ты сам говорил…
Элинор наблюдала за лицом Иэна, где происходила самая интересная борьба, пока Адам терзал его. Давняя привычка и большая любовь уговаривали его уступить мальчику. Но новое ощущение ответственности остановило его. В прошлом он обычно выступал в роли защитника детей перед их родителями. Но тогда он знал, что все равно ни Элинор, ни Саймон не уступят ни на йоту в том, что было действительно важно или могло оказаться вредным. Теперь же, особенно в том, что касалось обучения Адама, он сам становился высшим судьей. Он с сожалением покачал головой.
— Ты недостаточно вырос. Ты должен еще многому научиться, прежде чем речь зайдет о турнирах.
— Ну, Иэн…
— Ты что-то новое хочешь сказать? Если нет, то попридержи язык, или я буду воспринимать это как лишнее доказательство, что ты еще слишком мал, чтобы быть разумным и послушным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163