ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Марту игра понравилась, и тогда он потребовал у несчастного торговца сентябрей, октябрей да еще пару ноябрей для весу. Травник, посмеиваясь, наблюдал за этой картиной и увел юношу, когда бедный селянин уже просто не знал, куда ему деваться, опасаясь, что опьяневший друид превратит его сейчас в жабу или камень.
Тогда Травник, нестрого выговаривая парню, вдруг увидел в его глазах глубокую, какую-то совсем взрослую тоску и печаль, и понял, что юноша вовсе не пьян, а просто глубоко несчастен. Причины юношеских несчастий и горестей друид знал слишком хорошо, но не стал изрекать ходячие истины о том, что все девушки одинаковы в своем стремлении забавляться над чистыми и искренними чувствами. Вместо этого Травник купил бочонок сидра и заставил парня пить до дна, покуда брага не пошла у него обратно. Наутро, когда парень проспался, Симеон заставил его искупаться в студеном ручье, и все его горести как рукой сняло; во всяком случае, Збышек заметно повеселел и впредь всегда стремился оказаться в одном предприятии с молчаливым и к тому времени уже изрядно поседевшим темно-русым друидом, никогда не расстававшимся с мешочком, полным семян всевозможных трав. И вот теперь Травник смотрел на эти строки и не мог понять, когда же они были придуманы. Страницы были усеяны темной пылью, налетевшей с деревьев, и казались исписанными уже давно.
Ожиданье зимы
Это только – ожиданье зимы. Это только – запах первого снега.
Обещанья остались в прошлом, в них навек заблудились мы.
Это только – ожиданье зимы.
Шаг замедлю на углу декабря. Там торговец средь людской суеты
Продает сентябри в пакетах и октябрь с ноябрем в кульке…
Я куплю себе ожиданье зимы.
Но с последним ударом осени, с бубенцом на зимы забавы
Ровно в полночь замрут дожди и сосульками с неба повиснут…
Это только – ожиданье себя, это только – звон последней надежды.
А земля в серебре искрится, и уже улетели птицы,
И осколки звезд под ногами звенят.
Мне, наверно, пора умирать – я услышал, как замерзла вода.
Я – тот март, что родом из мая. Может, я – его тень живая?
Но пока льет дождь, даже снег может спать…
Еще один лист тихо опустился прямо на раскрытую тетрадь Збышека. Но Травник не видел его, хотя и держал сейчас эту тетрадь в усталых, загрубевших ладонях. Он думал о снеге.
ГЛАВА 9
ПОСЛЕДНИЙ УДАР ОСЕНИ
Ветер, который все норовил засыпать глаза мелким, искрошенным в пыль песком, вдруг стих, словно по мановению чьей-то руки. Книгочею показалось, что ветер просто остановился на бегу, застыл, замерз. Стало вдруг невообразимо холодно: еще час назад бледное солнце как-то пробивалось острыми лучами на берег Реки сквозь песчаную взвесь, а теперь оно скрылось за тучами. Небо побелело, стало по-зимнему недужным, а от воды потекли струйки белесого тумана, чего здесь Патрик не видел еще ни разу.
«Надо же – сегодня у реки нет ни души», – внутренне усмехнулся Книгочей, смотря на бредущих по пескам к берегу людей с оружием. «В буквальном смысле этого слова». Действительно, к причалу после отхода парома не пришел ни один, завершивший путь своего земного существования. «Неужели эти грешные души как-то почувствовали, что сегодня здесь будет жарко, и прячутся по щелям, как тараканы?» Книгочей невесело покачал головой, удивляясь кощунственности своей мысли, но ведь так оно и было – на причале с обрубленным трапом стояли только они, и никого больше. «Как всегда на земле – никого нет помочь». Книгочей вздохнул, покрепче сжал в руке железный штырь и обернулся.
Паром неспешно скользил по реке, и от его бортов по воде столь же медленно расползались ленивые волны. Уже был виден силуэт Гара; застывший на палубе псоглав смотрел на них, как завороженный. Книгочей помахал ему рукой, но паромщик не ответил на приветствие, словно видел их с отпущенником впервые. В это мгновение Шедув издал тихое восклицание – зорзы подошли к причалу.
Книгочей и Шедув стояли посредине платформы. Это был их последний форпост обороны, и сейчас Книгочею предстояло биться и, наверное, умереть за то, чего он никогда не сможет постигнуть ни умом, ни сердцем. А еще говорят – двум смертям не бывать, мелькнуло в голове у Книгочея. Хотя, кто это может знать на земле, куда не возвращаются?
Против них на берегу выстроился отряд угрюмых воинов. Впереди стояли, Старик, Колдун, вечно кашляющий зорз, которого с такой легкостью Шедув захватил в плен и выменял в замке Храмовников на Збышека. И еще стоял Птицелов.
Со времени их последней встречи зорз ничуть не изменился. Тот же прищуренный взгляд светлых глаз, та же кошачья гибкость в движениях, то же бесконечное, вселенское равнодушие, сквозящее в каждом его жесте, повороте головы, отданной команде. Отчего он так устал, думал Книгочей, смотря на зорза с высоты причала? Где успел пресытиться жизнью, что его так разочаровало в ней? С виду – человек средних лет, еще молодой, полный жизненных сил… Или это – только оболочка, под которой скрывается злой старик, высохший колдун, черный маг, ненавидящий всех и вся? А мы ведь совсем ничего о нем не знаем… Ни Травник, ни Камерон, никто. Разве что только молодой и добродушный парень по имени Ян, которого, без сомнения, связывает с Птицеловом что-то, еще не до конца открытое им обоим. Странно это все…
– Наши дороги вновь пересеклись, отпущенный из Смерти, – негромко произнес Птицелов. Было видно, что в присутствии Птицелова никто не осмеливался говорить прежде него.
– Мое имя – Шедув, – ответил отпущенник. – Впрочем, иногда меня звали Тот, который Позади.
– У тебя много имен, Шедув, который с Заду, – глумливо усмехнулся зорз, и вся толпа воинов захохотала шутке вождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Тогда Травник, нестрого выговаривая парню, вдруг увидел в его глазах глубокую, какую-то совсем взрослую тоску и печаль, и понял, что юноша вовсе не пьян, а просто глубоко несчастен. Причины юношеских несчастий и горестей друид знал слишком хорошо, но не стал изрекать ходячие истины о том, что все девушки одинаковы в своем стремлении забавляться над чистыми и искренними чувствами. Вместо этого Травник купил бочонок сидра и заставил парня пить до дна, покуда брага не пошла у него обратно. Наутро, когда парень проспался, Симеон заставил его искупаться в студеном ручье, и все его горести как рукой сняло; во всяком случае, Збышек заметно повеселел и впредь всегда стремился оказаться в одном предприятии с молчаливым и к тому времени уже изрядно поседевшим темно-русым друидом, никогда не расстававшимся с мешочком, полным семян всевозможных трав. И вот теперь Травник смотрел на эти строки и не мог понять, когда же они были придуманы. Страницы были усеяны темной пылью, налетевшей с деревьев, и казались исписанными уже давно.
Ожиданье зимы
Это только – ожиданье зимы. Это только – запах первого снега.
Обещанья остались в прошлом, в них навек заблудились мы.
Это только – ожиданье зимы.
Шаг замедлю на углу декабря. Там торговец средь людской суеты
Продает сентябри в пакетах и октябрь с ноябрем в кульке…
Я куплю себе ожиданье зимы.
Но с последним ударом осени, с бубенцом на зимы забавы
Ровно в полночь замрут дожди и сосульками с неба повиснут…
Это только – ожиданье себя, это только – звон последней надежды.
А земля в серебре искрится, и уже улетели птицы,
И осколки звезд под ногами звенят.
Мне, наверно, пора умирать – я услышал, как замерзла вода.
Я – тот март, что родом из мая. Может, я – его тень живая?
Но пока льет дождь, даже снег может спать…
Еще один лист тихо опустился прямо на раскрытую тетрадь Збышека. Но Травник не видел его, хотя и держал сейчас эту тетрадь в усталых, загрубевших ладонях. Он думал о снеге.
ГЛАВА 9
ПОСЛЕДНИЙ УДАР ОСЕНИ
Ветер, который все норовил засыпать глаза мелким, искрошенным в пыль песком, вдруг стих, словно по мановению чьей-то руки. Книгочею показалось, что ветер просто остановился на бегу, застыл, замерз. Стало вдруг невообразимо холодно: еще час назад бледное солнце как-то пробивалось острыми лучами на берег Реки сквозь песчаную взвесь, а теперь оно скрылось за тучами. Небо побелело, стало по-зимнему недужным, а от воды потекли струйки белесого тумана, чего здесь Патрик не видел еще ни разу.
«Надо же – сегодня у реки нет ни души», – внутренне усмехнулся Книгочей, смотря на бредущих по пескам к берегу людей с оружием. «В буквальном смысле этого слова». Действительно, к причалу после отхода парома не пришел ни один, завершивший путь своего земного существования. «Неужели эти грешные души как-то почувствовали, что сегодня здесь будет жарко, и прячутся по щелям, как тараканы?» Книгочей невесело покачал головой, удивляясь кощунственности своей мысли, но ведь так оно и было – на причале с обрубленным трапом стояли только они, и никого больше. «Как всегда на земле – никого нет помочь». Книгочей вздохнул, покрепче сжал в руке железный штырь и обернулся.
Паром неспешно скользил по реке, и от его бортов по воде столь же медленно расползались ленивые волны. Уже был виден силуэт Гара; застывший на палубе псоглав смотрел на них, как завороженный. Книгочей помахал ему рукой, но паромщик не ответил на приветствие, словно видел их с отпущенником впервые. В это мгновение Шедув издал тихое восклицание – зорзы подошли к причалу.
Книгочей и Шедув стояли посредине платформы. Это был их последний форпост обороны, и сейчас Книгочею предстояло биться и, наверное, умереть за то, чего он никогда не сможет постигнуть ни умом, ни сердцем. А еще говорят – двум смертям не бывать, мелькнуло в голове у Книгочея. Хотя, кто это может знать на земле, куда не возвращаются?
Против них на берегу выстроился отряд угрюмых воинов. Впереди стояли, Старик, Колдун, вечно кашляющий зорз, которого с такой легкостью Шедув захватил в плен и выменял в замке Храмовников на Збышека. И еще стоял Птицелов.
Со времени их последней встречи зорз ничуть не изменился. Тот же прищуренный взгляд светлых глаз, та же кошачья гибкость в движениях, то же бесконечное, вселенское равнодушие, сквозящее в каждом его жесте, повороте головы, отданной команде. Отчего он так устал, думал Книгочей, смотря на зорза с высоты причала? Где успел пресытиться жизнью, что его так разочаровало в ней? С виду – человек средних лет, еще молодой, полный жизненных сил… Или это – только оболочка, под которой скрывается злой старик, высохший колдун, черный маг, ненавидящий всех и вся? А мы ведь совсем ничего о нем не знаем… Ни Травник, ни Камерон, никто. Разве что только молодой и добродушный парень по имени Ян, которого, без сомнения, связывает с Птицеловом что-то, еще не до конца открытое им обоим. Странно это все…
– Наши дороги вновь пересеклись, отпущенный из Смерти, – негромко произнес Птицелов. Было видно, что в присутствии Птицелова никто не осмеливался говорить прежде него.
– Мое имя – Шедув, – ответил отпущенник. – Впрочем, иногда меня звали Тот, который Позади.
– У тебя много имен, Шедув, который с Заду, – глумливо усмехнулся зорз, и вся толпа воинов захохотала шутке вождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127