ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
С таким и дочь не страшно отпустить, размышлял торговец. Вот только еще окрепнет немного – и, глядишь, уплывет искать друзей-приятелей, которые из моря еще не возвращались. А Янек обещался непременно навестить их. Конечно, не их, это понятно, усмехался лысый хитрец, а дочку, красу его ненаглядную, дитятко единственное, в котором он души не чаял. Юрис всегда считал Руту папиной дочкой, и если Гражина хорошо знала женскую судьбу и была готова к тому, что однажды дочь покинет дом, то отец мечтал, что их будущий зять окажется умный да работящий. Глядишь, и приживется у них, будет подмогой, а потом можно ему и дело передать, в верные руки. Да и достаток останется в доме, практично думал отец, лаская взглядом стройную тонкую фигуру Руты, которая весело что-то рассказывала Молчуну. Немой друид поминутно кивал головой, не то из вежливости, не то ему действительно было весело и интересно идти рядом с этой красивой девушкой и слушать ее беспечную болтовню. Наконец, они завернули и скрылись из виду, и Юрис пошел обратно в дом. Упрямый ветер снова усиливался, и простужаться было нельзя – на носу очередная ярмарка, а его уже давно собирались избрать цеховым старшиной мясных рядов.
Молчуну нравилась Рута. Умная, рассудительная, а главное – одаренная капризной женской судьбиной неяркой балтийской красотой – прохладной, но не холодной, скромной, но полной столь глубокой, какой-то нутряной женственности. Конечно, он сразу подпал под ее обаяние и порой ловил себя на мысли, что завидует Коростелю завистью всех мыслимых цветов и оттенков. К тому же девушка выходила раненого Йонаса, а он, как всякий увечный человек, испытывал обостренное чувство благодарности к тому, кто проявил о нем такую искреннюю заботу. Но Молчун был от природы очень добрый человек, и все свои мысли держал глубоко внутри. Он боялся даже виду подать, как нравится ему его спасительница, толстой косе которой, наверняка, должно было завидовать все женское население морского форпоста. И теперь он просто радовался как ребенок, шагая рядом с этой милой девушкой, которая изредка касалась его локтем, и этого ему, наверное, было уже достаточно.
На берегу, за рыбацким поселком, куда они добрались за каких-нибудь полчаса, весело болтая в лице Руты и изредка смущенно улыбаясь в лице Йонаса, ошивался старый знакомый семьи Паукштисов – дед Стучка. Это был владелец на удивление крепкой и добротно сколоченной лодки, которая пользовалась на побережье заслуженной и почти волшебной славой. На этой лодке дед много раз выходил в шторм, и трезвый, и по пьяному делу, и его лодка неизменно привозила его обратно на берег, как старый конь, который не только борозды не портит, но и хорошо знает дорогу в родное теплое стойло. Бывало, рыбаки все как один сидят дома, чинят сети, играют в карты и на берег и носа не кажут, а дед Стучка уже кладет весла в лодку, готовясь выйти в неспокойное море. Добрый мужик Юрис не раз выручал деда, когда Стучка сидел на мели, и ему не помогала даже его верная лодка. Он неоднократно ссужал его и деньгами, и продуктами, и никогда не считал долгов. Зато дед очень любил Руту, и у него всегда был припасен маленький гостинчик для дочери «ха-а-а-рошего человека», как он всегда называл ее отца.
Вот и сейчас он по-родственному сунул Руте в кармашек платья на груди причудливую плоскую раковинку, стариковски пошутив, что скоро у городских девчонок можно будет в этих местах целые булки мягкого хлеба прятать, и никто их и не заметит. Шутка основательно вогнала бедную девушку в краску, но Молчун немедленно выручил вспыхнувшую скромницу, покрутив двумя указательными пальцами у своих ушей. Увидев, что Молчун не одобрил соленую остроту замшелого деда, та немного успокоилась. Впрочем, долго обижаться на старого Стучку Рута не умела, и к тому же бывают шутки, которые всем на свете девушкам, несмотря на их деланное возмущение и бурные протесты, в общем-то, нравятся. Поэтому, когда Рута, делая вид, что все еще дуется, попросила у старика его лодку немного покататься, Стучка с радостью согласился. Для этого ему даже не нужно было оценивать стоящего с ней рядом молчаливого молодого человека приятной наружности; Стучка знал, что Рута – приморская девица, и неоднократно уже убедился, что с веслами и лодкой дочка мясного торговца обходилась легко и сноровисто. Да и как иначе, коли ты – дочь такого «ха-а-а-рошего человека», коим, без сомнения, был ее папаша Юрис, дай бог ему здоровья и достатка.
Заключив таким образом мир, Рута полезла в лодку и быстро вычерпала из нее кружкой целую лужу просочившейся забортной воды. Когда она вытерла дно насухо подвернувшейся под руку тряпкой, которая вполне могла быть и рубашкой отчаянного покорителя штормов и пенных кружек, Молчун легко толкнул лодку по влажному песку. Пропахав неглубокую борозду, лодка съехала в воду и остановилась, плавно покачиваясь в пене слабого прибоя. Йонас запрыгнул в лодку, мягко, но решительно забрал у Руты весла, приналег на них, и «стучкина лошадка», как за глаза прозывали дедову лодку соседи-рыбаки, быстро заскользила по волнам. Прогулка предстояла быть веселой и приятной, и девушка весело засмеялась. Она обещала себе в ближайший час думать только о хорошем, в перечне которого ее жених, как она уже начала потихоньку называть про себя Яна, занимал вовсе не последнее место.
А где-то далеко-далеко, в темном ночном поле, в окружении ароматных цветов спал Гвинпин. Ложе он себе избрал очень странное, если не сказать больше, оседлав могильную плиту и выводя причудливые рулады своим огромным клювом. Впрочем, таких плит, смутно белеющих в ночной темени, здесь было немало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Молчуну нравилась Рута. Умная, рассудительная, а главное – одаренная капризной женской судьбиной неяркой балтийской красотой – прохладной, но не холодной, скромной, но полной столь глубокой, какой-то нутряной женственности. Конечно, он сразу подпал под ее обаяние и порой ловил себя на мысли, что завидует Коростелю завистью всех мыслимых цветов и оттенков. К тому же девушка выходила раненого Йонаса, а он, как всякий увечный человек, испытывал обостренное чувство благодарности к тому, кто проявил о нем такую искреннюю заботу. Но Молчун был от природы очень добрый человек, и все свои мысли держал глубоко внутри. Он боялся даже виду подать, как нравится ему его спасительница, толстой косе которой, наверняка, должно было завидовать все женское население морского форпоста. И теперь он просто радовался как ребенок, шагая рядом с этой милой девушкой, которая изредка касалась его локтем, и этого ему, наверное, было уже достаточно.
На берегу, за рыбацким поселком, куда они добрались за каких-нибудь полчаса, весело болтая в лице Руты и изредка смущенно улыбаясь в лице Йонаса, ошивался старый знакомый семьи Паукштисов – дед Стучка. Это был владелец на удивление крепкой и добротно сколоченной лодки, которая пользовалась на побережье заслуженной и почти волшебной славой. На этой лодке дед много раз выходил в шторм, и трезвый, и по пьяному делу, и его лодка неизменно привозила его обратно на берег, как старый конь, который не только борозды не портит, но и хорошо знает дорогу в родное теплое стойло. Бывало, рыбаки все как один сидят дома, чинят сети, играют в карты и на берег и носа не кажут, а дед Стучка уже кладет весла в лодку, готовясь выйти в неспокойное море. Добрый мужик Юрис не раз выручал деда, когда Стучка сидел на мели, и ему не помогала даже его верная лодка. Он неоднократно ссужал его и деньгами, и продуктами, и никогда не считал долгов. Зато дед очень любил Руту, и у него всегда был припасен маленький гостинчик для дочери «ха-а-а-рошего человека», как он всегда называл ее отца.
Вот и сейчас он по-родственному сунул Руте в кармашек платья на груди причудливую плоскую раковинку, стариковски пошутив, что скоро у городских девчонок можно будет в этих местах целые булки мягкого хлеба прятать, и никто их и не заметит. Шутка основательно вогнала бедную девушку в краску, но Молчун немедленно выручил вспыхнувшую скромницу, покрутив двумя указательными пальцами у своих ушей. Увидев, что Молчун не одобрил соленую остроту замшелого деда, та немного успокоилась. Впрочем, долго обижаться на старого Стучку Рута не умела, и к тому же бывают шутки, которые всем на свете девушкам, несмотря на их деланное возмущение и бурные протесты, в общем-то, нравятся. Поэтому, когда Рута, делая вид, что все еще дуется, попросила у старика его лодку немного покататься, Стучка с радостью согласился. Для этого ему даже не нужно было оценивать стоящего с ней рядом молчаливого молодого человека приятной наружности; Стучка знал, что Рута – приморская девица, и неоднократно уже убедился, что с веслами и лодкой дочка мясного торговца обходилась легко и сноровисто. Да и как иначе, коли ты – дочь такого «ха-а-а-рошего человека», коим, без сомнения, был ее папаша Юрис, дай бог ему здоровья и достатка.
Заключив таким образом мир, Рута полезла в лодку и быстро вычерпала из нее кружкой целую лужу просочившейся забортной воды. Когда она вытерла дно насухо подвернувшейся под руку тряпкой, которая вполне могла быть и рубашкой отчаянного покорителя штормов и пенных кружек, Молчун легко толкнул лодку по влажному песку. Пропахав неглубокую борозду, лодка съехала в воду и остановилась, плавно покачиваясь в пене слабого прибоя. Йонас запрыгнул в лодку, мягко, но решительно забрал у Руты весла, приналег на них, и «стучкина лошадка», как за глаза прозывали дедову лодку соседи-рыбаки, быстро заскользила по волнам. Прогулка предстояла быть веселой и приятной, и девушка весело засмеялась. Она обещала себе в ближайший час думать только о хорошем, в перечне которого ее жених, как она уже начала потихоньку называть про себя Яна, занимал вовсе не последнее место.
А где-то далеко-далеко, в темном ночном поле, в окружении ароматных цветов спал Гвинпин. Ложе он себе избрал очень странное, если не сказать больше, оседлав могильную плиту и выводя причудливые рулады своим огромным клювом. Впрочем, таких плит, смутно белеющих в ночной темени, здесь было немало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127