— Нечего было и разрушать, — настаивала она. — По крайней мере, невозможно приуменьшить значение обнадеживающей нежности, которой у него всегда хватало для приемного сына. Ведь он оставил любящее послание для Дэвида, не так ли? Или Дэвид тоже был там, глотая слезы рядом со своим божком?
— Дэвид никогда не покидает Конца Света. Боюсь, он превратился в затворника. Даже Пелорус редко видится с ним.
— Он всегда этого желал. И явно счастлив там, играя роль мученика. Это роль, от которой он никогда не устает. Нелл ему в этом потворствует, так мне сказали. Что за сладкая парочка! — Голос ее звучал несколько притворно, словно она играла роль, которой не сумела проникнуться до конца.
— Ему было больно, когда ты покинула его, — хотя и с неохотой, произнес Глиняный Монстр. — А знание того, где ты находишься, усилило печаль.
— Думаешь, я этого не знаю? Или ты пребываешь в заблуждении, будто я сделала это, потому что не могла понять, как он себя почувствует? Может, это он пребывает в заблуждении?
Глиняный Монстр был рад, что она сама задала вопрос. — Дэвид не понимает, почему ты его оставила. — тихо вымолвил он. — Он может выдать целый список причин для объяснения другим, но сам при этом не может понять, как могла поступить подобным образом женщина, любившая его. Он измеряет любовь силой собственного чувства.
— Он все измеряет по собственным стандартам, — отозвалась Корделия. — Не сомневаюсь, что именно поэтому ничто в мире не могло подарить ему радость или надежду. Я никогда не сомневалась, что боль, которую он чувствует, глубокая, как ему и требуется, и такая же мрачная, но под конец оказалась просто не в состоянии разделять с ним эту ношу. Без сомнения, он считает, что я ушла к Харкендеру в силу некоторых причин, и я не стану отрицать влияния этих причин. Почему бы не захотеть вечной юности, если мне ее предложили? Почему бы не захотеть удовольствия в занятиях любовью с прекрасным мужчиной — как это испокон веков повелось между мужчинами и прекрасными женщинами, безотносительно к их брачному положению? Знаешь ли ты, что моя единственная дочь названа в честь любовницы моего отца — а не в честь моей матери, а я не знала этого, пока не ушла к Джейкобу? Любила ли его подруга Элинор так же, как Джейкоб Харкендер, без сомнения, любит меня, как ты думаешь? И любил ли Дэвид меня больше, чем он? Но это еще не все. Были другие, более глубокие, мотивы. Даже если любовь Дэвида — великий дар, почему любовь тюремщика должна быть ценнее, чем щедрая, сердечная любовь моего нынешнего мужа? Ты говоришь, что Дэвид не понимает, но это потому, что он не хочет понять, и никогда не захочет. Хотела бы я меньше восхищаться его упрямством.
— Делать то, что ты делаешь, тоже непросто, — заметил Глиняный Монстр, стараясь проявлять симпатию.
— Это не трудно, — ответила она, хотя убеждения в ее голосе не прозвучало. — Я всегда восставала против ожиданий. Всегда смотрела в сторону Мэри Воллстоунскрафт и суфражисток — и убежала я, в конце концов, к человеку, которому доставляло особое удовольствие нарушать правила. Я не избежала старых конвенций и сантиментов, по правде говоря. Мне недостает любви и одобрения детей — и моего первого мужа тоже. Не могу сказать, что ничего не потеряла… но не жалею о сделанном и не считаю, будто у меня не было на это права. Я честно желала бы, чтобы Дэвид был хоть чуточку менее несчастным, чем он есть, но не собираюсь винить его за это.
Глиняный Монстр ничего не сказал, сделав паузу в разговоре. После чего она продолжила: — Так для этого ты и приходил? Вот уж никогда бы не подумала, что тебя могут интересовать подобные вещи. Махалалел явно создал тебя для более серьезных расследований.
— Махалалел создал меня интересующимся всем на свете, — жестко ответил Глиняный Монстр. — И не делал меня безэмоциональным, но мне сложно поставить себя на место смертного. Я хочу понимать, видишь ли. Хочу понимать, как работает сердце человека. В своей «Подлинной истории» я назвал нынешний век Веком Железа, а в новой книге, фантазии, Веком Иронии. Присоединив это окончание, я хочу постараться понять, как устроен тонкий механизм плоти во всей его изощренности.
— А новое название для века грядущего, наверное — Век Измены.
— Об этом я еще не думал. Но непременно подумаю.
Часть 4. Атом и кристальный свет
И увидел я мертвых, великих и малых, стоящих перед Господом, и книги были открыты, и другая книга тоже открыта, которая есть книга жизни; и мертвых судили по делам, записанным в книгах, по делам их.
Откровения Иоанна Богослова, 20:12

1.
Когда Нелл заняла место на троне рядом с Аидом — став, как она догадалась, королевой Подземного мира — она впала в некий транс и как будто потеряла сознание. Уснуть она не могла, как не могла и видеть снов; это было просто особое состояние ума. Она чувствовала, будто ее разум утратил связь с ее же фантомным телом, ей не удавалось никакое физическое действие. Большую часть времени ее тело оставалось застывшим, словно она обратилась в стеклянную статую, но иногда ее губы начинали двигаться. В эти моменты она знала, что говорит, но слов не слышала.
Нелл ощущала, что ее предали. Ей хотелось, как отцу и, еще раньше, деду, сыграть свою роль в чудовищном ритуале, но ангелы даже не позволили ей услышать собственные слова. Они поместили ее в самый центр оракула, сделали фокусирующим игроком, но в то же время исключили ее из провидения с его тайнами. Это казалось чудовищно несправедливым, и ей даже показалось уместным сравнение с Танталовыми муками, но сожаление тут же улетело прочь, уступив место тупому спокойствию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137