Вгляделась в его жалкие глаза. Выражение ее собственного лица оставалось непроницаемым.
«Подмастерья богов мертвы или исчезли, — думал Дэвид. — Для человечества было бы гораздо лучше, исчезни они еще раньше, еще до того, как сумели опутать нас своими зловещими сетями».
Интересно, какое выражение появилось бы на лице Мандорлы, увидь она мертвую голову своего создателя, и понял: не триумф и не хищный оскал. «В конце концов она научилась быть человеком, — сказал он себе. — Научилась сопереживанию, жалости, пониманию смысла трагедии. Когда она проснется. То будет прекрасна, как всегда, а еще у нее будет сердце».
— Это будет не Золотой Век, — произнесла Геката, имея в виду то, что ждет их через сотни лет в будущем. — Век Тяжелого Труда, я бы сказала. Чтобы построить мир, мы должны вооружиться инструментами и трудиться. Пусть утомительный, скучный, без всякой магии в помощь.
— Это будет Железный Век, — примиряюще сказал Дэвид. — А еще — Век Героев и Век Разума. И кто бы из нас теперь захотел чего-либо иного?
Эпилог. Эра просветления
И узрел я новые небеса и новую землю: ибо первые небеса и первая земля канули безвозвратно; и не было больше моря.
Откровения Иоанна Богослова. 21:1

1.
Кровать была жесткой, но не совсем уж неудобной. Туго натянутые простыни раздражали тело, но в постели было тепло. Ногу сдавливали шины и повязки, зато боль не мучила его особенно сильно. Голова оказалась тоже перевязанной, но она совсем не болела. Мысли путались — под влиянием морфия — однако, боли он не чувствовал. В горле тоже пересохло, но это вполне можно было вытерпеть.
Он поднял правую руку, дабы убедиться, что может это сделать. Рука двигалась легко. Он рассматривал ее, и в голове всплыло его собственное имя.
«Я — Анатоль Домье, — подумал он с изумлением и удовлетворением. — Я — Анатоль Домье, и вовсе я не мертв».
Он не звал медсестру, но она сама явилась, возможно, увидев его поднятую руку.
— Спокойно, — произнесла она по-английски. Она была старше, чем он, но не настолько, чтобы быть ему матерью, и на ее приятном лице разлилась очаровательная улыбка.
— Где я? — спросил он на том же языке, беспокойно вглядываясь в ее лицо. — Какой нынче день?
— В полевом госпитале в Виллер-Коттре, — отвечала она. — И сегодня двенадцатое июня.
— Двенадцатое! Париж еще не пал?
Она казалась удивленной. Энергично замотала головой. — Конечно же, нет. Германское наступление было остановлено на Марне. Американские вторая и третья дивизии и французская пятая армия уверенно держат оборону.
На пару секунд он, было, смутился, но быстро пришел в себя. Американцы пришли! Конечно же! Солдаты Вильсона сотнями тысяч наводнили Францию.
— Это была диверсионная атака, — заметила медсестра. — Новое наступление ожидается на севере в любой из дней. Но при этом у всех такое чувство, что перелом в войне произошел. Новые американские войска отлично подготовлены и рвутся в бой — рассказы об их храбрости поднимают дух французов и британцев. Немцы истратили свой порох — все так считают. — Ее голос звучал возбужденно и уверенно.
— Я был при Шемин-де-Дам, — озадаченно произнес он. — И там немцы теснили нас.
— Вам здорово повезло. Солдаты из британского девятого корпуса, попавшие в ловушку в тылу врага на плато Калифорнии, к ночи двинулись на запад вдоль Шемин-де-Дам, пока германцы двигались вперед. Они обнаружили вас в воронке от снаряда, охваченного бредом, с пулей в голове. Здравый смысл убеждал их оставить вас на месте, но они его не послушались. Соорудили импровизированные носилки и доставили вас аж в Суассон, где передали вашему собственному тридцатому корпусу. Тамошние хирурги удалили пули из ваших головы и ноги, но ваше состояние по-прежнему не внушало надежды, и тогда вас эвакуировали в карете скорой помощи, ибо немцы осадили город. Вас доставили, скорее, мертвым, чем живым. Не думаю, чтобы вы могли представить, сколько вам пришлось бороться, прежде чем снова очнуться.
— Если Париж в безопасности, значит, и вся цивилизация в безопасности.
— Еще не совсем, — с коротким смешком заметила она. — Но скоро, очень скоро.
Он внимательно рассматривал ее лицо. Ее не назовешь хорошенькой в обычном смысле этого слова, но лицо ее было по-настоящему красивым . Она казалась поразительно спокойной и собранной — словно никакой апокалипсис не сумеет поколебать ее оптимизма.
— Где британцы, доставившие меня? — спросил он.
Она снова рассмеялась, словно вопрос показался ей глупым. — Вернулись к боевым действиям. Работы еще полным-полно.
Этого и следовало ожидать. Он изо всех силы пытался вспомнить, как его доставляли с места последнего сражения в Суассон, но на ум приходила лишь мелодия песенки и чей-то мягкий мелодичный голос, напевавший неприличные слова.
Это могло быть воспоминанием, а могло — фрагментом сна. Ведь во время погружения в бессознательное состояние он мог видеть сны. И что за сны… Жаль, что он так быстро все забыл!
Медсестра повернулась, чтобы уйти, но он повернулся и схватил ее за руку, удерживая. — Как вас зовут?
— Элинор, — ответила она. — Элинор Лидиард.
Фамилия показалась смутно знакомой, но он не мог вспомнить, откуда. — Американцы, действительно, пришли, — произнес он, уверяя самого себя. — Немцы отступают.
— О, да, — отозвалась она. — Человек, лежащий слева от вас, был ранен в Лесу Белло, но говорить может. Он вам все и расскажет, если попросите.
— И в войне произошел перелом? Мы побеждаем?
— Так все думают. Пока еще нельзя быть уверенными, но все так думают.
— У меня семья в Париже, — объяснил он ей. — Моему младшему брату, Малышу Жану, всего шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137