«Но как же тогда?..» — Вдруг оказалось, что Марат не знает, куда деть свои руки, и они жестикулируют сами но себе. — «Как это?»
Тогда я спросил, что у нее за нужда в госпоже. Ведь она, Марта, вела тут хозяйство и прежде, когда госпожи еще и в помине не было.
«Я но ней соскучилась, — соврала она, наклонив свою узкую селедочную голову. — Госпожа всегда была такой милой и доброй».
Я бы с удовольствием и вовсе отлучил эту женщину от моего жилья, если бы не видел, что она очень чистоплотна.
В феврале из Тарту пришло письмо. «Жив ли ты еще? — спрашивала Вирве. — Если жив и находишься по-прежнему в Таллинне, напиши, могу ли я тебя навестить».
Гм… Ну а если бы я ответил, что уже не жив — интересно, как бы она тогда поступила? Но на такой ответ у меня не хватило ни юмора, ни силы духа, и моя молодая жена получила от меня письмо, полностью соответствующее действительности. Спустя несколько дней Вирве была уже в Таллинне вместе со своими чемоданами. «Почему ты не писал? — спросила она с упреком. — Заставляешь меня сидеть там и высиживать всякие мысли».
«Какие, к примеру?»
«Ну, может, ты болен или стряслось Бог знает что». В таком случае я на ее месте сразу бы поехал в Таллинн… без всякого дальнейшего высиживания.
«Я бы тоже так поступила, но мама была больна».
Она, разумеется, либо врала, либо преувеличивала — обстоятельства того требовали. Да и много ли ей это стоило, если она врала и без всякой необходимости. На сей раз она была расторопнее, словно бы оставила в Тарту свою флегматичность: быстренько распаковала веши, одежду и белье разместила в шкафу и в комоде. «Знаешь, Арно, что мне мама посоветовала?» — сказала она, когда справилась с этим занятием.
Откуда же мне было знать.
«Она посоветовала мне готовить обеды дома. Это должно выйти гораздо дешевле, чем ресторанные».
«Еще бы! — впал я в радостное состояние, — Будем хотя бы знать, что мы едим: домашний обед гораздо сытнее. Но у тебя нет кухонной посуды».
«Ее можно купить. А мама дала мне поваренную книгу».
«О-о, в таком случае начало уже положено!» — воскликнул я, стремясь доставить Вирве удовольствие. А про себя подумал: «Дала бы в таком случае в придачу к поваренной книге две-три кастрюльки, хотя бы в качестве приданого». Но у охваченной жаждой деятельности молодой жены не было времени разводить со мной долгие разговоры. «Дай мне денег, — торопила она, — я прихвачу с собой Марту и куплю все необходимое».
Зачем же такая спешка? Пусть сначала отдохнет с дороги.
«Нет, я хочу уже сегодня скомбинировать что-нибудь вкусненькое. Это так интересно».
Мог ли я иметь что-нибудь против этого. Пусть действует, пусть действует! Удачи!
И этот обед, хотя и припозднившийся, был действительно великолепен. Я не успел толком и рот обтереть, как уже полез в знак благодарности целовать свою жену, эту повариху-искусницу. Я не мог нахвалиться ее умением.
Так и пошло. Мы с Вирве словно бы начали новую жизнь, и я, как шпротина, купался в масле, потолстел, даже стыдно было в зеркало взглянуть. «Кто тебя научил гак вкусно готовить?» — спросил я.
«Работа научила. — Польщенная, она улыбалась. — Не боги горшки обжигают, как ты сам иной раз говоришь. И не забывай, у меня есть поваренная книга, мамин подарок».
Но затем случилось так, что наша прислуга Марта упала, вывихнула себе ногу и должна была лежать в постели. Она не могла больше помогать нам, более того, сама нуждалась в помощи; и Вирве приняла в ее судьбе участие с таким воодушевлением и усердием, что не имела больше времени даже и обеды готовить. Опять мы обедали в кабаке… то бишь в ресторане.
Мне это не понравилось, и я завел об этом разговор. «Почему ты должна,
— сказал я Вирве, — просиживать всю утреннюю половину дня у Марты? Она ведь не при смерти. К тому же, за ней есть кому поухаживать и кроме тебя. Не пора ли тебе снова начать готовить для нас домашние обеды? Теперь, когда я к ним привык, ресторанная еда мне поперек горла встает».
«Но, Арно, — Вирве серьезно взглянула мне в лицо, — как ты можешь быть таким эгоистичным?!»
«Речь идет вовсе не об эгоизме, — объяснял я. — Я разговаривал с врачом, и он сказал мне, что здоровью Марты не угрожает никакая опасность, она уже вполне свободно может передвигаться по комнате без посторонней помощи».
«Ах так? Это меняет дело. Завтра же станем обедать дома».
Так мы и поступили, и я опять был счастлив, пока не подхватил легкий грипп — я слег в постель — наполовину лишь потому, что так принято — и сказал своей молодой жене, что теперь у нее есть больной и дома, незачем ей искать их по всему городу.
Уже не помню, что она на это ответила, да и так ли важно каждое слово, каким мы в том или ином случае обменивались, тем паче, что мое повествование все равно с пробелами; остаются незатронутыми даже и немалые промежутки времени, которые либо позабылись, либо не имеют особого значений. Но только я заметил уже во время первого дня своей болезни, что моя Вирве забеспокоилась.
«Ну а все же, — она остановилась возле моей кровати, может быть, ты соберешься с силами и мы пойдем пообедаем?» «Куда?» «Все туда же, куда всегда ходим. У меня сегодня нет ни малейшего желания торчать на кухне».
Тогда пусть она приготовит просто так… что-нибудь полегче, без особой возни. На улицу выходить, пожалуй, все же немного опасно: болезнь может принять более серьезный оборот. К тому же, как бы меня не увидел там кто-нибудь из коллег… Что это за больной, если он сидит в кабаке?
«Хорошо», — согласилась с этим доводом моя молодая хозяйка и направилась на кухню. Довольно долго она воевала с плитой, а вернувшись в комнату, сообщила, что сегодняшние дрова не загораются, она сготовит что-нибудь на примусе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99