– Боюсь, это все вышло из-за меня.
– Ну и что? – равнодушно ответила Хейла. – Рано или поздно, Император устроил бы резню Черных. Он же нарочно позволил им заползти поглубже в сердце Энгоарда, почувствовать себя в безопасности, обнаглеть, чтобы потом безжалостно уничтожить. Если суматоха из-за тебя, то это даже лучше. Ведь в таком случае они начали бойню неожиданно, повинуясь гневу Императора. Без подготовки, без нужной тщательности. Это на руку Черным… И вообще, выброси из головы всякую дрянь! Обещай помнить только меня!
– Обещаю! – прошептал Дальвиг. Хейла приблизилась к нему, до сих пор стоявшему у костра, и порывисто обняла его, поцеловав явно на прощание. В следующее мгновение женщина оказалась по другую сторону пламени и свистом подзывала к себе скакуна. Зверь с готовностью вынырнул из тьмы и потерся о плечо хозяйки.
– Как же ты отправишься назад в горы? – спросил Дальвиг. – До них ведь далековато…
– Ничего страшного! – Хейла пренебрежительно взмахнула рукой. – Дудочка ведь открывает путь в оба конца! Муордойз!
Повинуясь ее приказу, недалеко появилось яркое в ночной тьме зеленое пятно. Едва только хозяйка запрыгнула в седло, ее пугающий скакун развернулся к пятну мордой и одним прыжком достиг его.
– До скорой встречи! – успела крикнуть Хейла, прежде чем вместе со зверем исчезла с поляны. Еще пару мгновений окно, ведущее в далекие горы, сияло над поляной, и исчезнувшая всадница виднелась в нем как расплывчатый темный силуэт. Ошарашенный Дальвиг не успел даже попрощаться, так быстро все произошло. В сердце его царила печаль, в мозгах – смятение. Действительно, последние дни оказались слишком богаты на события, плохие и хорошие. В конце концов у него остались только смутные воспоминания, которые понемногу начинали казаться нереальными… и еще запах. Прекрасный запах!
Печально покачав головой, Дальвиг побрел к тому месту, где совсем недавно они с Хейлой сидели, тесно прижавшись боками. Взяв в горсть несколько соломинок, он поднес их к носу. Ах, от этого запаха снова кружилась голова! В последний раз он взглянул туда, где открывалась для Хейлы обратная дорога. Потом тяжело вздохнул и стал собираться в путь. Вряд ли сейчас он мог уснуть.


* * *

Деревня, как оказалось, ждала его почти рядом. Рассвет еще только забрезжил далеко на востоке, когда в просвете между деревьями в смутном свете луны и звезд Дальвиг увидал дома окраины, похожие на черные уродливые валуны. Неспешным шагом Дикарь выбрался к околице, шумно вдохнув тянущийся от хлевов аромат конского навоза, и продолжил путь уже по улице. Дальвиг что есть сил вцепился в луку седла и даже нагнулся вперед, неуверенный, что стоит верить своим глазам. Посреди скопища халуп больше не возвышался роскошный дом старосты – на его месте торчали тонкие черные столбы, подсвеченные багровыми сполохами угасающего пламени. Между ними едва заметно курились сизые дымки, но рядом нельзя было заметить суматохи, какая обычно бывает во время и сразу после пожара.
Рядом с одним из крайних домов на низенькой лавке у входа с покосившейся дверкой сидел лысый остроносый человечек. В руках у него был неизвестный Дальвигу музыкальный инструмент: треугольная деревяшка с грифом, на который натянуто нечто вроде конских волос. Дергая их, музыкант извлекал жалобные тренькающие звуки. Вторя своей «музыке» гнусавым голосом, человечек пел песню о несчастной девушке, заблудившейся в болоте и попавшей в лапы злого Гулемго – чудовища с тремя пастями. Для приличия постояв рядом, послушав нескладные рифмы и покривившись от сильнейшего сивушного духа, исходившего от певца, Дальвиг окликнул его:
– Эй! Любезнейший!
Человек встрепенулся и перевел на Эт Кобоса мутный и удивленный взгляд – очевидно, он и не догадывался, что заимел слушателя.
– Что случилось с тем большим домом? – продолжил Дальвиг, убедившись, что его слушают. – Пожар?
Певец отложил свой музыкальный инструмент в сторону и некоторое время пристально рассматривал сначала спрашивающего, потом его коня, а потом грустного сивого жеребца, положившего седую морду на плетень. Так ничего и не ответив, человек вдруг испуганно вскрикнул, вскочил на ноги и убежал за угол. Недоуменно нахмурившись, Дальвиг оглядел окутанную тишиной и рассветными сумерками деревню. Ни петушиного крика, ни блеяния овец, ни лая собак… Странно. На всякий случай Эт Кобос вынул меч и велел ему рубить. Осторожно держа Вальдевул на отлете, чтобы случайно не задеть себя или коня, Дальвиг двинулся вдоль по улице.
От дома старосты, кроме виденных с окраины обугленных столбов, остался только глиняный фундамент, наполненный золой и головешками. Ворота, сделанные из жердей, валялись на земле, втоптанные в нее десятком конских копыт.
Значит, неприятности еще не окончились. Не важно, кто был виноват во всем этом, посторонние люди или сам староста, решивший подстроить нападение ради собственной безопасности. Так или иначе, деньги пропали, а Хак скорее всего убит. Если покопаться в пепелище, можно будет разыскать его проломленный череп – только зачем? Не зря Дальвига посещало предчувствие, будто он оставляет дурня на верную гибель, не зря, хоть и без толку он взялся стращать старосту перед отъездом. Что пустые угрозы жадному старику? Убил Хака, взял деньги и сбежал куда глаза глядят. Где его теперь искать? Надо было думать об этом раньше. Огромные деньги из самого закоренелого домоседа и ненавистника чужбины сделают непоседу-путешественника.
Дальвиг злобно выругался, окидывая при этом деревню кровожадным взором. Неужели какой-то простолюдин способен перехитрить его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140