ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
) пишет: "меня не испугает ни грязь, ни пьяные
мужики, ни резня". В окончательном виде "Катехизис революционера", как он был
назван, составил в 80-х годах Нечаев и никто дальше, — ни Ленин, ни Дзержинский,
ни Сталин — ничего нового уже не сказали. Нечаев писал, что все средства — ложь,
вымогательство, провокация, воровство и убийство не только не должны смущать
революционера, но абсолютно необходимы и всячески его украшают. Это и есть
революционная доблесть. Всем известно, что фабулой для "Бесов" Достоевского
послужил именно процесс Нечаева, который убил своего приятеля, когда тот возымел
дерзость в чем-то не согласиться с "вождем" — Нечаевым".
Но оставим пророков и перейдем к "малым". Как там обстояло дело? Увы,
черные пророки всегда находили послушное и восторженное стадо".
"Я дошла до того, что бредила эшафотом", оставляет письменный след Л. Г.
Шелгунова ("Любовь людей шестидесятых годов" Т. А. Богданович, изд. "Академия").
Шелгунова со своими двумя мужьями принадлежала к окружению Чернышевского, но на
ней явственно чувствуется гипноз, т.н. великой французской революции. "Этот
месяц, проведенный в Париже, совершенно одурманил меня", — сообщает Шелгунова, в
1856 году. "Я дошла до того, что бредила эшафотом". По-видимому, посещение мест
казней и осмотр "священных гильотин" производили на молодую барыньку приятное
опьяняющее действие". (28)
XX. НАПРАСНО ПОГУБЛЕННЫЕ ЖИЗНИ
Восстание декабристов, чрезвычайно накалив политическую атмосферу в
России, только отодвинуло еще дальше возможность разрешения важнейшей
исторической задачи, во имя разрешения которой они поднимали восстание —
освобождение крестьян. Не будь восстание, крестьян освободил бы наверное уже не
сын Николая I, а сам Николай I.
Чрезвычайно показательно то, что помилованные Николаем I Киселев, А.
Муравьев и Ростовцев были привлечены Императором к подготовительным работам по
освобождению крестьян и проделали большую работу в этом направлении.
Ряд осужденных декабристов со временем тоже поняли, что восстание было
ошибочным шагом.
Участник восстания декабристов А. П. Беляев в своих "Воспоминаниях о
пережитом и перечувствованном" оценивают восстание декабристов, как событие,
принесшее страшный вред России ("Русская Старина").
Когда на престол, после смерти Николая I вступил Александр Второй, то он
простил декабристов.
"...Летом 1856 года все тянулись в Москву, — ожидали коронации. Вернулся
Михаил Сергеевич из заграничной поездки. Муравьев разрешил ему остаться в Москве
посмотреть на торжества. Царило восторженное настроение. Севастопольские раны,
наскоро залеченные Парижским трактатом, уже не болели. Очи всех с упованием
взирали на Кремль, а практические заботы вращались вокруг приготовлений к
праздникам. Настал и ожидаемый день, когда должно было раздаться царское слово о
судьбе сибирских изгнанников.
Утром в день коронации, еще никто ничего не знал: по крайний мере дети
Сергея Григорьевича ничего не знали. В ответ на все расспросы видели лишь
поднятые плечи и разведённые руки. Елена Сергеевна с Михаилом Сергеевичем сидели
в местах для публики на Кремлевской площади: они видели счастливые лица людей,
друг друга поздравлявших, между прочим, молодого Александра Егоровича Тимашева,
впоследствии министра внутренних дел, который с крыльца издали показывал дамам,
сидящим на трибунах, свои только что полученные флигель-адъютантские
аксельбанты, но об отце своем они ничего не знали. Так прошел весь день.
Когда в своей квартире на Спиридоновке они сидели за обедом, раздается
звонок. Курьер из Кремля. На имя Михаила Сергеевича Волконского повестка явиться
к шефу жандармов, князю Долгорукому. Кратковременная всеобщая суматоха. Отец
спешит в Кремль. Он вошел в приемную, пошли доложить. Выходит князь Долгорукий с
пакетом в руке: "Государь Император узнав, что вы находитесь в Москве, повелел
мне передать вам манифест о помиловании декабристов, с тем, чтобы вы его везли
вашему отцу и его товарищам". Можете себе представить, что это известие
произвело дома, на Спиридоновке. В тот же вечер, отец выехал... Москва горела
огнями, гремела кликами, когда по той самой дороге, по которой двадцать девять
лет тому назад Мария Николаевна в кибитке ехала, держа путь на Нерчинск — в
тарантасе выезжал Михаил Сергеевич, увозя с собой манифест о помиловании..."
"...На придворном балу в Кремлевских залах новый Император обходил
гостей, когда вдруг остановился. Он нагнулся к сопровождавшему его, спросил
что-то и направился в толпу. Толпа по пути его расступалась. Государь проходил
как бы коридором, который удлинялся по мере его продвижения. Наконец он
остановился: перед ним стояла красавица в белом кисейном платье с бархатными
анютиными глазками на белом платье и в черных волосах.
"Я счастлив, сказал Александр Второй, что могу возвратить вашего отца из
ссылки и рад был послать за ним вашего брата". Вся в слезах Елена Сергеевна
погрузилась в глубокий реверанс..." (29)
Декабристы-идеалисты, типа князя Волконского, получив амнистию и не
подумали примкнуть к революционной молодежи, которая этого ожидала. Это не мой
вымысел, вымысел человека, который избрал своим духовным учителем не
декабристов, а Пушкина, который является блестящим представителем русского
либерального консерватизма. К такому же точно выводу пришла и лучшая часть
декабристов, которые дожили до эпохи Великих реформ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
мужики, ни резня". В окончательном виде "Катехизис революционера", как он был
назван, составил в 80-х годах Нечаев и никто дальше, — ни Ленин, ни Дзержинский,
ни Сталин — ничего нового уже не сказали. Нечаев писал, что все средства — ложь,
вымогательство, провокация, воровство и убийство не только не должны смущать
революционера, но абсолютно необходимы и всячески его украшают. Это и есть
революционная доблесть. Всем известно, что фабулой для "Бесов" Достоевского
послужил именно процесс Нечаева, который убил своего приятеля, когда тот возымел
дерзость в чем-то не согласиться с "вождем" — Нечаевым".
Но оставим пророков и перейдем к "малым". Как там обстояло дело? Увы,
черные пророки всегда находили послушное и восторженное стадо".
"Я дошла до того, что бредила эшафотом", оставляет письменный след Л. Г.
Шелгунова ("Любовь людей шестидесятых годов" Т. А. Богданович, изд. "Академия").
Шелгунова со своими двумя мужьями принадлежала к окружению Чернышевского, но на
ней явственно чувствуется гипноз, т.н. великой французской революции. "Этот
месяц, проведенный в Париже, совершенно одурманил меня", — сообщает Шелгунова, в
1856 году. "Я дошла до того, что бредила эшафотом". По-видимому, посещение мест
казней и осмотр "священных гильотин" производили на молодую барыньку приятное
опьяняющее действие". (28)
XX. НАПРАСНО ПОГУБЛЕННЫЕ ЖИЗНИ
Восстание декабристов, чрезвычайно накалив политическую атмосферу в
России, только отодвинуло еще дальше возможность разрешения важнейшей
исторической задачи, во имя разрешения которой они поднимали восстание —
освобождение крестьян. Не будь восстание, крестьян освободил бы наверное уже не
сын Николая I, а сам Николай I.
Чрезвычайно показательно то, что помилованные Николаем I Киселев, А.
Муравьев и Ростовцев были привлечены Императором к подготовительным работам по
освобождению крестьян и проделали большую работу в этом направлении.
Ряд осужденных декабристов со временем тоже поняли, что восстание было
ошибочным шагом.
Участник восстания декабристов А. П. Беляев в своих "Воспоминаниях о
пережитом и перечувствованном" оценивают восстание декабристов, как событие,
принесшее страшный вред России ("Русская Старина").
Когда на престол, после смерти Николая I вступил Александр Второй, то он
простил декабристов.
"...Летом 1856 года все тянулись в Москву, — ожидали коронации. Вернулся
Михаил Сергеевич из заграничной поездки. Муравьев разрешил ему остаться в Москве
посмотреть на торжества. Царило восторженное настроение. Севастопольские раны,
наскоро залеченные Парижским трактатом, уже не болели. Очи всех с упованием
взирали на Кремль, а практические заботы вращались вокруг приготовлений к
праздникам. Настал и ожидаемый день, когда должно было раздаться царское слово о
судьбе сибирских изгнанников.
Утром в день коронации, еще никто ничего не знал: по крайний мере дети
Сергея Григорьевича ничего не знали. В ответ на все расспросы видели лишь
поднятые плечи и разведённые руки. Елена Сергеевна с Михаилом Сергеевичем сидели
в местах для публики на Кремлевской площади: они видели счастливые лица людей,
друг друга поздравлявших, между прочим, молодого Александра Егоровича Тимашева,
впоследствии министра внутренних дел, который с крыльца издали показывал дамам,
сидящим на трибунах, свои только что полученные флигель-адъютантские
аксельбанты, но об отце своем они ничего не знали. Так прошел весь день.
Когда в своей квартире на Спиридоновке они сидели за обедом, раздается
звонок. Курьер из Кремля. На имя Михаила Сергеевича Волконского повестка явиться
к шефу жандармов, князю Долгорукому. Кратковременная всеобщая суматоха. Отец
спешит в Кремль. Он вошел в приемную, пошли доложить. Выходит князь Долгорукий с
пакетом в руке: "Государь Император узнав, что вы находитесь в Москве, повелел
мне передать вам манифест о помиловании декабристов, с тем, чтобы вы его везли
вашему отцу и его товарищам". Можете себе представить, что это известие
произвело дома, на Спиридоновке. В тот же вечер, отец выехал... Москва горела
огнями, гремела кликами, когда по той самой дороге, по которой двадцать девять
лет тому назад Мария Николаевна в кибитке ехала, держа путь на Нерчинск — в
тарантасе выезжал Михаил Сергеевич, увозя с собой манифест о помиловании..."
"...На придворном балу в Кремлевских залах новый Император обходил
гостей, когда вдруг остановился. Он нагнулся к сопровождавшему его, спросил
что-то и направился в толпу. Толпа по пути его расступалась. Государь проходил
как бы коридором, который удлинялся по мере его продвижения. Наконец он
остановился: перед ним стояла красавица в белом кисейном платье с бархатными
анютиными глазками на белом платье и в черных волосах.
"Я счастлив, сказал Александр Второй, что могу возвратить вашего отца из
ссылки и рад был послать за ним вашего брата". Вся в слезах Елена Сергеевна
погрузилась в глубокий реверанс..." (29)
Декабристы-идеалисты, типа князя Волконского, получив амнистию и не
подумали примкнуть к революционной молодежи, которая этого ожидала. Это не мой
вымысел, вымысел человека, который избрал своим духовным учителем не
декабристов, а Пушкина, который является блестящим представителем русского
либерального консерватизма. К такому же точно выводу пришла и лучшая часть
декабристов, которые дожили до эпохи Великих реформ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30