– Хуньяди, – повторил Франсуа. – Значит, тебя зовут Франц Эккарт Хуньяди? Один из Бовуа на самом деле Монкорбье, второй – Хуньяди, л'Эстуали – это Штерны…
– Разве имя не простая условность, Франсуа? Я зовусь Человеком, как и ты.
Франсуа улыбнулся.
– Я была бы счастлива, если бы дело на этом завершилось, – сказала Жанна. – Но оно может получить продолжение, ибо наш король заключил союз с венграми и обещал королю руку своей племянницы.
Ночью она спала беспокойно, и ей приснился нелепый сон: Жоашен был настоящим королем, но корону свою зашвырнул в канаву и пинал ее ногами, словно детский обруч. В конце концов, он ударил так сильно, что она выкатилась на пустырь, роняя драгоценные камни под оглушительный смех ворон.
Первые весенние почки ввергли Жака Адальберта и Деодата в лихорадочное состояние. Они ждали только Феррандо, который явился всего за три недели до намеченного срока отплытия. Три недели, чтобы добраться до Лиссабона!
– Не волнуйтесь, мы прибудем вовремя, – заверил Феррандо.
Симонетта успокоилась, положившись на предсказание Франца Эккарта:
– Ты не будешь вдовой.
– Запаситесь пресной водой, – посоветовал Франц Эккарт. – И возьмите с собой побольше лимонов.
– Лимонов? Зачем?
– Они убивают заразу и дурной запах. Выжимайте их в воду перед тем, как пить.
Наконец в одно прекрасное утро к дверям подъехала повозка. На нее погрузили сундуки. Все обитатели дома собрались у дверей. Уезжавших обнимали со слезами; наконец они вырвались из объятий родных, повозка тронулась и через мгновение исчезла за поворотом Санкт-Йоханн-гассе, направляясь в Париж.
Феррандо привез Жанне подарок от Анжелы: розу с коралловыми лепестками на золотом стебле.
Был ли это символ Розы ветров?
Через несколько дней она села в другую повозку вместе с Францем Эккартом и Жозефом. Путь их лежал в Анжер.

Часть вторая
Finis terrae
17
Откуда взялись сирены
Несмотря на пурпурно-золотой португальский вымпел, трепетавший на ветру под ярким солнцем, это трехмачтовое судно было английским. Закругленные борта загибаются внутрь, квадратные паруса на фок– и грот-мачтах, а на бизань-мачте, на кормовой надстройке, – остроконечный, лихо наклоненный парус, какой использовали еще римляне. Два больших фонаря на баке – один синий, другой красный – напоминали глаза. Каракка мягко покачивалась на волнах, корпус ее слегка потрескивал, реи попискивали: каждый корабль обладает своим голосом.
Название у судна было чудесное, хотя и несколько тревожное: «Avispa» – «Оса». Быть может, это имя означало быстроходность?
Феррандо, который видел много кораблей – ганзейские коги, испанские каравеллы, португальские каракки, выгружавшие товар в Венеции, Генуе или Марселе, – одобрительно кивнул. Жаку Адальберту и Деодату пришлось положиться на его мнение: сами они в кораблях ничего не смыслили. Гаспар Кортереаль, старший из братьев, крупный сорокалетний мужчина с загорелым, словно вырезанным из дерева лицом, у которого один глаз был слегка мутным, внимательно смотрел, как трое путешественников сгружают с повозки свой багаж. Особенно поразили его бочки. Шесть бочек. К счастью, он говорил по-итальянски.
– Что это такое? Вино?
– Нет, пресная вода.
Гаспар изумился:
– Так много?
– Вы же не знаете, сколько продлится плавание, – ответил Жак Адальберт. – Неужели вам хочется, чтобы люди к концу плавания иссохли от жажды?
– Мы найдем источники пресной воды.
– Будем надеяться.
Экипаж насчитывал шестнадцать человек; двое из них стали поднимать на борт багаж – сундуки и бочки. Жак Адальберт настоял, чтобы одну из бочек с пресной водой оставили на палубе, и Гаспар Кортереаль распорядился, чтобы ее как можно крепче закрепили. Потом он стал показывать корабль своим пассажирам и для начала отвел их в каюты.
– Вот здесь вы будете жить, – сказал Гаспар.
Войти туда можно было только согнувшись. Три гамака, подвешенных к крюкам, занимали почти все свободное пространство. Когда внесли три сундука, стало совсем негде повернуться.
Они заплатили девятьсот дукатов за конуру для каторжников. Однако Феррандо явно находил это нормальным.
– Здесь чисто, – сказал он.
В каюте пахло деревом, лаком и морской солью.
– Столоваться будем в моей каюте, – сказал Гаспар.
– Больше и негде, на всем корабле стол есть только в ней, – с улыбкой добавил его брат Мигель, только что подошедший.
– Где же едят матросы? – простодушно спросил Деодат.
– На палубе, разумеется, – ответил Гаспар.
Затем он отвел их на нижнюю палубу в крохотный закуток, служивший уборной. Устройство было спартанским: доска с круглым отверстием прямо над морем.
Никто не осмелился спросить, где можно будет помыться. Мигель Кортереаль словно угадал невысказанный вопрос.
– Кто хочет освежиться, – сказал он, – набирает в бочку морскую воду и обливается. Или просто ныряет в море.
Человек в длинной черной куртке из грубой шерсти позвал Гаспара.
– Это наш старший помощник, Висенте Вилламора.
Из трюмов слышался глухой шум: матросы загружали и крепили ящики с провизией. Кто-то из экипажа катил бочку с солониной, кто-то тащил бочонок водки. На причале дожидались двое в черных одеяниях и высоких шляпах – это были портовые чиновники. Гаспар и Мигель, спустившись к ним, расписались в регистрационной книге. Когда они вернулись на судно, двое матросов подняли трап. Феррандо, Жак Адальберт и Деодат подошли к борту. Подняли якорь. От причала оттолкнулись шестами, и «Ависпа» медленно поплыла, переваливаясь справа налево, словно захмелевшая утка. Гаспар стоял за штурвалом на юте, перед ним на наклонной подставке был установлен компас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104