она оказалась более маневренной, чем испанские корабли.
Жак Адальберт и Деодат помогали Феррандо, а им, в свою очередь, помогали сыновья последнего Джан-Северо и Пьер-Филиппо, по возрасту почти их ровесники – тридцать один год и двадцать семь лет. Все они постоянно разъезжали между Швейцарией и Испанией, а по пути обязательно останавливались в Анжере, так что в течение двух-трех дней в утренние часы парильня гудела так, словно там заседал парламент.
На одном из семейных советов Жак Адальберт пожаловался, что не может поспеть везде и был бы счастлив, если бы кто-нибудь частично освободил его от дел, связанных с суконной мануфактурой.
Стало быть, детей я мало родила, подумала Жанна.
– Чего стоит Леонс Дульсе? – спросила она.
– Он усерден, но все равно не наш, – ответил Жак Адальберт.
– На безрыбье и рак рыба. Чтобы заинтересовать его, нужно выделить ему долю в прибылях. Это почти как свадьба. А он, кстати, женат?
– Нет, просто бегает за юбками.
– Каков он внешне?
Жак Адальберт озадаченно посмотрел на бабушку:
– Хорошо сложен, умеет держаться в обществе.
– Пригласи его на сбор винограда.
У нее был свой замысел. Северина, дочь Феррандо и Анжелы, два года назад потеряла мужа в сражениях за Миланское герцогство. Родителей огорчало тоскливое настроение молодой женщины, которая говорила, что больше не полюбит ни одного мужчину, ибо тот непременно отправится воевать. Она уже готовилась уйти в монастырь.
Жанна написала Феррандо и Анжеле письмо с приглашением на сбор винограда и выразила надежду, что они приедут с дочерью, которую она очень давно не видела.
Леонса Дульсе она позвала на два дня раньше и под любопытным взором Франца Эккарта устроила смотрины на свой манер. Леонсу исполнилось двадцать четыре года, и кровь у него явно была горячая. Что ж, прекрасно.
– Я надеялась увидеть вас с супругой, – сказала она за первым ужином.
– У меня ее нет, мадам.
Жанна притворно удивилась:
– Неужто в городе Лионе нельзя подобрать хорошую партию?
– Конечно можно, только вот я хорошей партией быть перестал. Видите ли, молодых людей оценивают по положению в обществе. Я ведь из клана Дульсе и считался прежде завидным женихом. Теперь уже нет, как вы знаете. Леонс Дульсе – труп, – добавил он с иронической улыбкой. – Жак Адальберт спас меня от мужицкого труда, но это не вернуло мне богатство.
Она поразмыслила над его словами и осталась довольна. Молодой человек рассчитывал на выгодный брак и лишился такой возможности из-за разорения семьи.
– Стало быть, вы одиноки.
Он лукаво улыбнулся:
– Провидение одиноких мужчин создает для них одиноких женщин.
Франц Эккарт рассмеялся.
– Лишь бы не распутных, – заметила Жанна.
– Право же, мадам, они как все, как весь наш мир. В них есть и дурное и хорошее.
– Остерегайтесь болезни святого Меана. Она, как и смерть, поражает не только других.
Когда приехали Феррандо, Анжела и Северина, Жанна занялась другим важным делом: следовало вернуть привлекательность молодой вдове. Северина подурнела, была скверно одета и наводила тоску своим унылым видом. Ее и впрямь ожидал монастырь.
Жанна обласкала племянницу, повела в парильню и велела Фредерике, как следует растереть ее, что вернуло ей здоровый цвет лица.
– Что за испытание! – вскричала Северина. – Но кровь бодрит, не спорю. И вы делаете это каждый день?
– Как молитву читаю, – сказала Жанна. – Унылое и неряшливое обличье противно Господу. Опустившийся человек оскорбляет Творца.
Этот довод удивил Северину. Из уважения к Господу она позволила Фредерике причесать и надушить себя.
Оставалось заняться одеждой, которая была в плачевном состоянии. Жанна призвала на помощь Симонетту, жену Жака Адальберта, ибо та оказалась почти одного роста с Севериной; обе женщины были из Милана и тем легче могли понять друг друга.
– Santi del cielo! – вскричала Симонетта, взглянув на молодую вдову. – A vederla cosi sciagurata, li si darebbe l'elemosina!
Она побежала в свою комнату за более пристойным платьем: из темно-синего сукна с юбкой-колоколом и с квадратным декольте, льняным расшитым воротником и широкими рукавами с обшлагами из того же материала. В тон платью была подобрана кокетливая бархатная шапочка синего цвета, которая прекрасно смотрелась на светло-рыжих волосах.
– Но… Боже мой! – в свою очередь вскричала Северина, когда Жанна протянула ей зеркало, первый подарок Жака де л'Эстуаля. – Боже мой, я больше не похожа на вдову.
Совместными усилиями Жанна, Фредерика и Симонетта действительно преобразили ее. Она была восхитительна: если бы еще согласилась слегка подкраситься, возрождение стало бы полным.
– Неужто вы намерены носить траур до конца дней? – осведомилась Симонетта.
Обе женщины не сводили глаз друг с друга. Через мгновение покорная улыбка осветила застывшее лицо Северины.
– Чрезмерная печаль греховна, вы разве не знаете? – продолжала Симонетта. – Она означает утрату надежды, которая наряду с верой и милосердием является одной из главнейших добродетелей.
– Северина, не одни только монашенки служат Богу, – подхватила Жанна. – Господь отделил жизнь от смерти, и негоже людям смешивать их.
– Я любила мужа больше всего на свете, – прошептала Северина. – Люди забрали его у меня!
Она заплакала.
– Он не вам принадлежит, а Богу, – наставительно произнесла Жанна, подавая ей платок, чтобы осушить слезы. – Говорить о нем как о собственном достоянии – это своего рода алчность.
– И детей от него у меня нет! – пожаловалась Северина.
– Неужто вы принесете в жертву покойнику свое потомство? – вмешалась Симонетта. – Ведь это варварство!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104